— Слышали, государь, — поднялся с лавки Мстиславский. — Но нам и раньше было известно, что стоящее под Москвой войско привёл вор и самозванец.
— Что не мешало многим бегать в Тушино и вотчины себе у вора просить, — не скрывая иронии в голосе, хмыкнул Грязной.
Старик, вернувшись из вылазки в Тушино, сильно занедужил, но всё же приехал в Кремль, несмотря на мой наказ. Лучше бы дома сидел да лечился. Здесь я и без него справиться смогу. Но реплику он бросил правильную, по делу. Как раз меня к нужному вопросу подталкивает.
— Выходит, некоторым боярам вотчины дороже родовой чести будут?
— О чём ты, Фёдор Борисович? — не понял моего вопроса князь Андрей Трубецкой.
— О том, что все бояре да дворяне, что сейчас в Тушино вору служат, не могут не знать, что он самозванец, — обвёл я глазами думных. — Расстригу, когда он в Москве царствовал, вы все собственными глазами видели. Тушинский вор на него ликом не похож!
— А родовая честь тут при чём, государь? — скривил губы князь Борис Лыков-Оболенский.
— А при том, что ушедшие в Тушино бояре, зная, что перед ними какой-то безродный отрыжка стоит, которого раньше любой из вас даже в псари бы к себе на службу не взял, в ноги ему падать не стыдятся. И где же тут родовая честь, бояре? Неужто в том её порухи не видите?
В грановитой палате воцарилась гробовая тишина. С такого ракурса переход на службу к тушинскому вору, никто из присутствующих, похоже, не рассматривал.
— Так вот, бояре, — припечатал я ладонью подлокотник трона. — Я думаю, мы так с вами решим. О том, что сегодня княгиня на лобном месте рассказала, уже к вечеру в Тушино известно будет. Так что даже если кто и заблуждался, — скривил я губы в скептической улыбке, — то теперь и они правду о самозванце ведают. Так ли, князь?
— Так, государь, — помрачнел Андрей Трубецкой. Его троюродный племянник Дмитрий Трубецкой, как раз служил самозванцу, возглавляя там стрелецкий приказ.
— Так вот, — в моём голосе зазвучал металл. — Все, кто, сейчас, руку тушинского самозванца держат, не только вместе с ним против своего государя воруют, но и честь родовую не блюдут. Поэтому все, кто от вора не отстанет и в Москву с повинной не вернётся, вместе с детьми и домочадцами всех чинов и званий навсегда лишаются, а всё имущество тех воров с вотчинами и поместьями в государеву казну отходит. Сроку на то, чтобы повинную принести до заката завтрашнего дня. За тех, кто опоздает, просить и ходатайствовать о помиловании государю, не велено! До Тушино недалеко, — зло усмехнулся я. — Кто захочет, тот успеет.
— Ты бы поберёгся, Фёдор Иванович, — напрямую заявил мне Грязной, сразу после ухода думных. — У многих из бояр в Тушино родственники. А ты целые роды под корень извести норовишь.
— Сам знаю. Оттого в Кремле тысяча Ефима и стоит. И пять тысяч стрелков и копейщиков Кривоноса недалече крупными отрядами рассредоточены. Если колокол ударит, всем к Кремлю указано идти. Малыми силами меня не возьмёшь, а москвичи бояр не поддержат. Сам же ведаешь, что вчера первые обозы с продовольствием в город вошли. Оголодали люди за те полгода, что город в осаде был. Теперь глотку любому, кто супротив меня подымется, порвут.
— А потом?
— А потом вместе с войском в поход пойду, — пожал я плечами. — Пора нам заканчивать в эти гляделки с Тушинским вором играть! Нечего ему возле моей столицы делать. Ты же знаешь, что Жеребцов с Колтовским ещё вчера из Москвы ушли. Давыд Сапегу под Коломной ещё раз побьёт. Четырёх тысяч поместной конницы и трёх тысяч конницы Подопригоры, ему для этого должно хватить. Тем более, что князь Пожарский вряд ли за боем из-за стен города наблюдать станет. А когда остатки воровского войска в Тушино побежит, их под Серпуховом Колтовский с Беззубцевым встретят. Может ещё и Каширу заодно под мою руку привести успеют. Колтовский оттуда родом; немалый вес среди тамошних людишек имеет. А послезавтра и мы с князем Скопином-Шуйским к ним на соединение выступим. В Тушино после покаяния княгини замятня великая начнётся. А я ещё и грамотки с обещанием помилования всех воинским людишкам, кто от вора отстанет, туда тайно отослал. Самое время ударить.
— Значит, пора и мне в поход собираться, — кивнул сам себе Грязной.
— Нет, боярин, ты здесь останешься, — отрезал я и, предвосхищая возражения старика, добавил: — Ты пойми, Василий Григорьевич, мне просто больше не на кого столицу оставить! Иван Годунов за всем этим змеиным клубком не уследит. Другое дело ты. Я сегодня тебя, Василий Григорьевич, в чин ближнего слуги возведу и над всей Москвой воеводой поставлю.