Скопин-Шуйский до вечера ждать не стал, выдвинув войско на окраину леса, поближе к подготовленным позициям. Запылали многочисленные костры, дразня запахом наваристого кулеша загомонили оживлённо ратники. Замерзать и голодать в ожидании вражеских отрядов, никто не собирался.
А где-то после полудня к нам приехал парламентёр.
В шатёр вошёл высокий, широкоплечий казак, одетый в богатый польский жупан опоясанный кожаным поясом и обитой куньим мехом шапочке-рогатывке. Встал посреди шатра, горделиво вскинув голову, окинул меня насмешливым взглядом, кивнул небрежно.
— Здрав будь, Фёдор Борисович. Я воевода царского войска, боярин Иван Мартынович Заруцкий привёз тебе повеление государя Дмитрия Ивановича.
— Не государь, а тушинский вор, — сделал шаг вперёд Жеребцов, свирепо оскалившись. — Как ты смеешь…
— Погоди, Давыд, — остановил я рассвирепевшего воеводу. Дерзость тушинского посланника по-настоящему удивила. Мог бы хоть поклон изобразить. Не обломился бы. Армия у Ружинского измотана, от морального духа одно упоминание осталось, наёмники только из-за жадности ещё не взбунтовались (всё ещё надеются с царика долги встебовать), а перед ними вдвое большее по численности войско, хорошо укрепившееся за острожками и засеками, стоит. Тут в пору на коленях передо мной ползать, соглашаясь на любые условия, а они ещё и хамить надумали. С чего бы? — Шкуру спустить мы с него всегда успеем. Пусть этот казак сначала расскажет, что мне царик передать велел.
Заруцкий побагровел, наливаясь кровью, рука тушинского боярина машинально потянулась к поясу, нащупывая отнятую перед входом в шатёр саблю. Вперёд, лениво поведя плечами, выступил Никифор с двумя рындами. Обрадованно оскалился Жеребцов, в предвкушении сжав пудовые кулаки.
А Заруцкий-то гневлив чрезмерно! И не так умён, как о нём в истории писали. Не мог же он не понимать, что за свои дерзкие слова не только языком, но и головой поплатиться может? Тем более, что назвался он посланником не Ружинского, а тушинского вора. А от вора какие послы могут быть? А значит, и церемонится с ним тут никто не будет.
— Государь повелел тебе, боярин, в воровстве своём покаяться и с повинной к нему прийти. И тогда он, в милости своей, все вины твои простит и опалы на тебя класть не будет.
В шатре воцарилась тишина. Слишком дико звучали здесь слова загнанного в ловушку врага. Словно бы это не мы его, в он нас за горло держит!
— Выходит, каяться в своём воровстве царик не собирается, — сделал я вывод. — Тогда зачем ты сюда пришёл, казак?
— Я боярин.
— Да какой ты боярин, отрыжка безродная? Вору помогал воровать, вором и в чин возведён, — я понял, что продолжения не будет и Заруцкий приехал сюда лишь с целью самому взглянуть на моё войско. Ну и попутно нахамить. Так пусть тогда не обижается! — Не по Сеньке шапка! Ещё и в царский шатёр со свиным рылом лезть осмеливаешься! Ну, так по вору и честь! Гоните его отсюда плетьми до самого воровского войска.
— Вот это по мне! — радостно взревел Жеребцов, для начала двинув Заруцкого кулаком и лишь затем потянувшись к поясу за нагайкой. Казака буквально вынесли из шатра, осыпая тумаками.
— Не задались что-то у нас переговор, Михаил Васильевич, — с притворным сожалением обернулся я большому воеводе. Тот откровенно веселился, наблюдая за развернувшимся действом. — Да и не по чину мне их с вором вести. Ты уж ступай, князь. Доведи дело до конца.
— Как прикажешь, государь.
— Подожди. Я с тобой, — со вздохом поднялся я с импровизированного трона. Дождь-зануда снаружи так и не прекратился, но маркировать своими обязанностями всё же, не стоило. Да и любопытно было понаблюдать за действиями одного из самых талантливых русских полководцев. — Не думаю, что Ружинский, оскорблённый тем, как мы поступили с Заруцким, будет долго медлить. Всегда хотел посмотреть на плавающую в грязи гусарию.
— Господин.
— Чего тебе, Алёшка? — Прокопий Ляпунов, соскочив с коня, бросил повод конюху. — Случилось чего?
— Шуйский, — с трудом выдавил Пешков, пуча глаза.
— Да знаю я, — небрежно отмахнулся от холопа второй рязанский воевода. — На полпути сюда из Пронска московских торговых людишек встретил. Они и обсказали., — хмыкнул думный дворянин. — Туда Ивашке и дорога. И так свезло. Я думал, его Годунов, как и брата, на голову укоротит. Но, по всему видать, после победы над ворами под Клушино, решил милость проявить. Или может племянничек за дядю попросил. Скопин-Шуйским нынче в чести. Но ничего. Может, хоть в Сибири, Ивашка, какую пользу государству принесёт.