Открытый остров не будил уже столько надежд и фантазий. Желающих отправиться туда было немного. Зверев купил билет, как и все другие пассажиры.
На дамбу пал туман, и ехали они медленно, осторожно, и КПП со шлагбаумом и двумя добродушными матросами в шапках и шинелях возник неожиданно. Они притормозили, из помещения поста выскочил мичман, сравнил номер автобуса с какой-то бумажкой и махнул рукой.
Звереву не нужно было звонить своему человеку. Тот работал барменом в стекляшке недалеко от универсама, и, наверное, это тоже была судьба. Все более-менее важное в последнее время происходило в кабаках.
Осинцев Лев Афанасьевич был на месте. А место это — модное, сиявшее чистотой помыслов и фужеров, — Зверев однажды спас. Закрыл дело, отогнал бандитов. Район этот был не его, не зверевский, но как причудливо порой переплетаются события и судьбы, а почему бы и уголовным делам не пересечься? Человек за стойкой был ему обязан многим.
Он, увидев Зверева, заулыбался совершенно искренне, вышел из-за стойки, усадил его за свободный столик, захлопотал.
— Какими судьбами, Юрий Иванович?
— Судьбы нынче трудные. Угостишь чем?
— Заведение угощает. Котлетка по-киевски. Пить что?
— Сам-то примешь?
— Совсем чуть-чуть. Если надолго к нам, можем после поговорить. У меня.
— Вот это кстати. Ну, неси и мне чуть-чуть. Ты до которого часа?
— До восьми. Потом мне уходить нужно, сменят. Но если хочешь, не пойду.
— Не ходи. В восемь зайду за тобой. Разговор есть.
— Разговор — это хорошо, — несколько погрустнел Лев Афанасьевич.
…Жил Осинцев один, в новом доме на Краснофлотской улице, в двухкомнатной квартире, как и подобает бармену. Не изменилось ничего. Дел на сегодня у Зверева больше никаких не было. Они начнутся завтра, когда друг его бармен выполнит поручение.
— Нельзя ли, Лева, у тебя переночевать?
— Ну дела. Мастера сыска прячутся на сомнительных хатах.
— Я, если бы сомневался, не прятался бы. Не хочешь — не пускай.
— Да нет, отчего же? Душевная смута или производственная необходимость?
— Прямая угроза жизни. Меня сняли с дела, отправили в отпуск, преследует мафия и ФСБ. Тебе достаточно?
— А то! Занимай любую комнату.
— Ты чего, развелся со своей звездой пленительного счастья?
— Формально нет. А вообще-то ты мне интимные отношения сегодня разрушил. Ну да ладно. Перетерплю. Сначала о делах или за встречу?
— За встречу. А дело мелкое. Поедешь завтра в город, на материк, найдешь одного человека. Ты его знаешь.
— Кто это?
— Помнишь, как тебя брали?
— Тот, который мне наручники надевал в подсобке?
— Он самый. Меня подставили. Но это не безнадежно. Позвонишь ему на работу, скажешь, есть дело. Я тебе утром скажу какое, так, чтобы и он заинтересовался, и не догадался никто, что это я выхожу на него. Есть там один глухарь. Скажешь: обязательно нужно встретиться. Передашь ему клочок бумаги от меня. Не дай Бог, обмолвишься. Там все сейчас на просушке. Не проколись. Передашь клочок, и все. Свободен. Потом звони сюда. Я выйду и захлопну дверь. По гроб не забуду твоей доброты.
— Чего выходить-то?
— А нечего мне ночевать в одной квартире два раза подряд.
— Это так серьезно?
— Я тебе потом расскажу, что серьезно, а что нет. Что я, дурака, что ли, валяю тут?
— Ладно. Заметано. Мартини пробовал когда?
— Нет.
— И не пробуй.
— Сухого вина бы. Настоящего, грузинского.
— Не знаю, какое оно настоящее, но пить можно и нужно. «Хванчкара» называется. Для дамы сердца берег.
— Лева, скажи, только честно, сколько у тебя выходит за стойкой?
— Ну, представь, сколько было при большевиках. Теперь раза в полтора уменьши. Обнищание населения налицо.
— Только икру не доставай, я тебя очень прошу.
— Какая же икра под вино?
— Красная. Мясо есть у тебя?
— Холодное. В бульоне болтается. Подогреть?
— Нет. Давай холодное…
…Осинцев исполнил все в точности, и в четырнадцать часов Зверев слушал его доклад. Звонил он из будки отдельно стоящего телефона-автомата, оглядевшись как следует.
Зверев тут же покинул Кронштадт, на «Черной речке» спустился в метро, на «Горьковской» вышел.
Двор, где можно было провериться, находился на Каменноостровском. Куренной показался вовремя, напряженный, собранный, готовый ко всему.