— Михаил Андреевич. Командир нашей субмарины.
— А откуда она тут взялась, не рассказывал?
— Говорил…
— А вот здесь я вашу беседу прерываю. Я не знаю, как дальше Юрий Иванович себя поведет. Как жить думает.
— Я думаю вас всех арестовать. И доставить куда следует.
— Приятно слышать человека долга, — отметил Бухтояров.
A у вас какие планы? — поинтересовался Зверев.
— У меня планы всплывать потихоньку. Давай, Миша, заводи машину. Уже можно. А ты, Юра, посиди, поприсутствуй. Ты не волнуйся, люди твои тебя не предавали. У них просто голова кругом. Отпустишь их потом?
Глумление продолжалось.
Тем временем припал к перископу Грязнов, крутанулся вокруг оси, откинулся удовлетворенно.
На палубу Зверев вышел с большой охотой и радостью. Видны были какие-то огни слева по борту.
Отдышались. Постояли еще. Бухтояров вынул из куртки радиоприемник, покрутил колесико, поймал питерскую станцию, послушал, хрюкнул, передал говорящую коробочку Звереву. Музыка была в эфире. Песня Анны Глебовны Емельяновой, старая и томительная. Зверев вопросительно посмотрел на Бухтоярова.
— Ты слушай, слушай. Сейчас повторят. Они каждую минуту повторяют, пока цензура не всюду введена.
И Зверев услышал.
«Сегодня неустановленной террористической группой произведен пуск боевой ракеты „земля-земля“ по дворцу культуры „Праздничный“. В результате погибли все, кто готовился выступать на завтрашнем концерте и присутствовал сегодня на прогоне программы. По счастью, осталась в живых Анна Емельянова. Сейчас она находится в реанимации… В городе объявлено чрезвычайное положение… Число жертв… Крупномасштабная операция, бой в районе Валаама…»
— Ты что натворил, гаденыш? Ты что улыбаешься? Ты как сумел?
— Установка, которую «зачистили» на пусковой, была маневром. У меня еще одна ракета была куплена в той же части раньше. Я ее на баржу установил. У меня же в работе люди, мастера высочайшие. А их в ночлежку. Бульон жрать с булкой. Подошла баржа к морвокзалу, и произвел Офицер пуск.
— А на маневре твоем кого сдал?
— Капитана Елсукова. Он изрядная сволочь. Деньги любит. А Офицер твердый парень. Я его вовремя вывел из-под «зачистки» и все объяснил. Он и сработал.
— «Все» — это что?
— А то, что и тебе попытаюсь втолковать. Времени у нас много будет.
— А если бы не попал он? В дом жилой полетела бы ракета?
— Исключено. Ее наводил Телепин. А теперь пошли вниз. Вон идет кто-то. Огни видишь справа? Погружаемся, Андреевич. Адью.
Сели ужинать. Каша, фарш колбасный, макароны, чай. Огурцы маринованные от пуза и спирт. Еще шпик. С горчицей.
— Ты, Юра, не переживай. Дело твое правое. Победа будет где надо. Помянем наших товарищей, что держали сегодня оборону.
Зверев выпил полкружки спирта. Запивать не стал, только выдохнул отчаянно и стал жрать. Огромные куски кидал в рот, миску ему накладывали за миской, а он все не мог остановиться. Потом выпил еще треть кружки и еще…
…Мучительно хотелось петь. Толстый, неповоротливый и сухой язык тяжело перекатывался во рту. Вначале он никак не мог сообразить, где он и что произошло с ним и что еще может случиться. Потом сел, огляделся. Тлела лампочка в плафоне, рядом на матрасе храпел Пуляев. На столе стоял чайник с водой. Должно быть, Бухтояров озаботился с вечера. Зверев пил долго, неопрятно, обливался, проливал… Потом очнулся. Вышел в коридор. Кажется, правильно это называлось гальюном. Матрос был в коридоре. То есть вахты отрабатывались, служба шла.
— Где Бухтояров?
— Спит он. Разбудить?
— Не нужно. Капитан где? Этот… Андреич…
— Отдыхает.
— Ну-ну. Спирта нет? Здоровье поправить?
— Есть немного. Закусывать будете?
— Нет. Не буду.
Матрос принес кружку, где на донышке на палец спирта. Протянул. Зверев выпил с омерзением и ненавистью, добрался до своей лежанки, упал. Более до утра не просыпался.
Утром события разворачивались следующим образом. Лодка аккуратно подошла к берегу, безжизненному и пустому, Бухтояров на резиновой лодке погреб, быстро и умело. Дожидаться конца этой переправы Грязнов не стал, задраился, отошел от берега, видно, знал рельеф, уже погрузился в какую-то яму. Лег на дно.
К тому времени благотворительный фонд «Свободная инициатива» потерял четыре пятых своей недвижимости, когда-то принадлежавшей ему при прошлых городских начальниках то ли на правах аренды, то ли просто так. Закончилась подпитка из Америки, интерес к авангардному искусству среди околокультурных менеджеров иссяк. Был бум, и не стало его. В главном офисе отключили электроэнергию, и бдительные инспектора внимательно отслеживали самовольные попытки подключения. Ни тебе горячих батарей, ни тебе бесплатной прочистки канализации. И только опасения новых руководителей городской культуры и идеологов нового этапа реформы, что в случае выселения на тротуары одной из центральных улиц города с помощью ОМОНа какой-нибудь художник в состоянии белой горячки плеснет на себя бензином и щелкнет зажигалкой, останавливали окончательное решение. И тогда, понимая, что случится это если не сегодня, то завтра, начальники «Инициативы» решили эту самую инициативу перехватить, как это они уже делали неоднократно и не без успеха.