— Выпейте доброго труллгунского эля вместе с Труллгунами! — прогудел он. Варгалоу взял кружку, то же сделал и Орхунг, хотя питье не доставляло ему никакого удовольствия. Юноши также вооружились изрядными порциями пенной влаги.
— Это мои сыновья, Андрик и Рударик. Все, что ты хочешь сказать, смело можешь говорить в их присутствии, — гордо заявил Даррабан и сделал здоровый глоток.
— Пью за ваше здоровье, — сообщил Варгалоу и пригубил напиток. Эль и впрямь был хорош, и Избавитель похвалил его вслух.
Даррабан отхлебнул еще и засмеялся от удовольствия, стирая с бороды клочья пены. Его сыновья походили на него: такие же рослые и рыжеволосые, только без бород. Мускулистые и ловкие, как дикие коты, они держались с уверенностью бывалых воинов, что сразу отметили для себя гости. Их глаза, точно так же, как и глаза их родителя, при всей его внешней строгости, искрились лукавством. По тому, как Даррабан глядел на своих отпрысков, было видно, что они составляют смысл его жизни.
Глава дома Труллгунов озорно улыбнулся и обратился к детям:
— Вот этот человек с востока хочет, чтобы мы пошли к Гондобару и пожали ему руку!
Андрик насупился:
— Руку? Я бы с большим удовольствием пожал другую часть его анатомии, да и оторвал бы ее напрочь!
Даррабан загоготал, услышав ответ сына.
— А ты, Рударик, что думаешь? Нет настроения потолковать о политике?
Рударик ответил, с ухмылкой глядя на Варгалоу:
— Я бы лучше пересчитал ему зубы.
— Вот видишь! — подытожил Даррабан и прикончил свой эль. — Весь мой флот состоит из таких же охотничьих псов, которые так и рвутся с поводка, до того им не терпится вцепиться Гамаварам в глотки.
— Они могут быть даже дикими псами, — улыбаясь, ответил Варгалоу. — Но свора в твоей руке, ты их хозяин. Они подчиняются тебе.
— Ха! И это они тоже умеют! Ну что, мальчики?
— Мы давно уже не мальчики, отец, — ответил Рударик довольно дерзко.
Выражение лица Даррабана тут же изменилось, и он навис над сыновьями, словно медведь, готовый их раздавить.
— Тогда и ведите себя как мужчины, — сказал он без тени улыбки. Только мальчишки говорят такие вещи. Мужчин они не достойны.
— Но ведь мы можем уничтожить Гамаваров одним ударом, отец, заговорил Рударик более спокойно. — Они не в том положении, чтобы диктовать нам свои условия.
Даррабан смягчился.
— Это верно. Однако послушайте, что скажут наши гости. Я уже рассказывал вам, что слышал в Зале Ста. Теперь выслушайте рассказ из первых уст.
Повесть Варгалоу и Орхунга поразила обоих молодых людей, в особенности большое впечатление произвело на них известие о том, что ждет их на севере. Даррабан слушал не менее внимательно, чем его сыновья, а когда рассказ подошел к концу, откинулся назад и порывисто вздохнул.
— Я не раз чувствовал шевеление какого-то зла, — заговорил он. — Когда проводишь в море столько времени, как я, поневоле наслушаешься известий из всяких земель, в том числе и из тех, где никогда не ступала нога человека с Золотых Островов. Мы слышали и о востоке, и о западе, о дебрях Дремучей Чащобы, что лежит за Хребтом Мерзлых Гор, откуда ни один человек никогда не возвращался. Так что ты предлагаешь, Варгалоу? Пойти с пиратами на мировую?
— Империя — наша единственная надежда в борьбе с Анахизером. Когда он нанесет удар, мы должны встать против него единым фронтом или, точнее, флотом, раз уж большую часть наших сил составляют корабли.
Андрик заулыбался:
— В распоряжении Феннобара находится прекрасный флот, хотя в нем почти нет Труллгунов. Но флот моего отца ему ни в чем не уступит.
Варгалоу кивнул:
— А насколько сильнее он станет, если прибавить к нему корабли Гамаваров?
Оба юноши устремили на отца настороженный взгляд. Тот задумчиво поглаживал свою бороду.
— Я хочу видеть на троне Империи Оттемара Римуна. Вероятно, это потребует жертв.
— А как же честь, отец?
Даррабан напрягся.
— Я не раз думал об этом. Но ведь и Гамавары не меньше нашего заботятся о своей чести. Если Гондобар готов говорить с нами о мире, тогда мое предложение никак не ущемит нашу гордость.
— А если ему придет в голову шантажировать нас Оттемаром и предъявлять другие требования? — осторожно спросил Рударик.
Отец вздохнул.