Выстроенные в две колонны воины, тяжело печатая шаг, двинулись к югу. Слева – далеко, почти у самого горизонта, – блестела зеленовато-желтая полоска великой реки Хапи, по правую же руку тянулись нескончаемые пески, а впереди синели далекие горы. Неужто придется идти до них? Неужто вражьи войска не встретятся раньше?
– Что у тебя, Ах-маси? – молодой военачальник велел вознице свернуть и остановиться.
Шагавший позади колесницы парнишка тут же склонился почти до самой земли:
– О, солнцеподобный, о…
– Хватит дурака валять, а? Докладывай по существу и побыстрее.
– Так я и говорю! – Широкая улыбка вдруг озарило лицо юноши, столь радостная и вместе с тем лукавая, что и сам командир не выдержал, хмыкнул.
– Вижу, у тебя есть о чем доложить!
– Да, господин! Сам Амон был нынче благосклонен к нам, воистину, не зря вчера принесли ему хорошую жертву.
– Короче!
– Мы отыскали проводника!
– О, Боги!!! – Ах-маси – брат фараона – благодарно воздел руки к небу. – Вот уж, поистине, есть чему радоваться. Ну наконец-то! Веди его сюда немедленно… Нет, постой… Приведешь в мой шатер во время привала.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! – Приложив руку к сердцу, Ах-маси, сын правителя Анхаба Ибаны, вежливо поклонился.
Кивнув ему, брат фараона вскочил в колесницу и, махнув вознице, помчался к началу колонны. Воины приветствовали свого командира криками:
– Слава победоносному сыну Луны!
– Слава великому Ах-маси, любимому брату Хозяина Великого Дома!
– Да благословит Амон твой путь, командир!
Желтое жаркое солнце отражалось в наконечниках копий, в лезвиях серповидных мечей и секир, в шлемах, в щедро украшенных золотом сбруях запряженных в колесницы коней. Улыбнулся, завидев своего командира, начальник колесниц Секенрасенеб – высокий, веселый, длиннорукий. Опытный воин, старый товарищ Ах-маси еще по схваткам в Дельте.
А вот и командир личной гвардии, чернокожий воин Каликха, тоже старый товарищ, если слово «старый» было бы позволительно применить к этому еще совсем молодому парню. И Каликха, и Секенрасенеб, и уж тем более Ах-маси сын Ибаны знали своего нынешнего начальника еще совсем неумелым воякой. Но брат фараона быстро учился и всегда был отличным кулачным бойцом – пожалуй, в этом деле ему не нашлось бы равных во всей Черной земле.
Закинув за плечи тяжелые полукруглые щиты, шагали воины в защитных панцирях из широких полотняных полос с металлическими бляшками. Шагали тяжело, упорно. Чем дальше, тем больше вязли в песках колесницы. Пришлось свернуть ближе к реке – там почва была тверже. Впереди виднелось нагорье, поросшее редким кустарником. Там, в тени красных скал, и решили сделать привал, переждать самое пекло.
Разбив командирский шатер, воины воткнули перед ним шест с золотой головой барана – священным знаком Амона. Сойдя с колесницы, Ах-маси с удовольствием вошел в приятную сень шатра и, усевшись на походный стул с ножками-уточками, выпил прямо из кувшина вина. Сладкого вина из Дельты.
– О, великий… – донеслось снаружи.
– А, это ты, тезка?! Привел пленного? Заходи! – Оторвавшись от кувшина, молодой командир улыбнулся. – Вино будешь?
– Буду, – умостившись на корточках, тут же кивнул Ах-маси.
– Пей! Где пленник?
– Ждет у шатра под охраной. Ввести?
– Сначала поясни, откуда он.
– Вчера мы были в разведке. Ты приказал проверить предгорья. Так вот как раз там. Он сам к нам вышел. Пастушонок.
– Пастушонок?
– Ну да. Житель какой-то местной деревни, которую, насколько я понял, сожгли, и он один остался.
– Один, говоришь? – Ах-маси-старший задумчиво поскреб подбородок. – В этом может быть опасность. Сетиу хитры.
– Думаешь, его могли подослать специально?
– Могли. Что ж, давай, зови. Посмотрим.
Едва войдя, пастушонок – мальчишка на вид лет двенадцати, худой и до чрезвычайности смуглый – пал ниц и заплакал. Тощие плечи его тряслись в рыданиях, набедренная повязка казалась черной от въевшейся грязи, на спине виднелись старые шрамы – следы ударов плетью. Впрочем, не такие уж и старые.
– Как тебя звать, парень? – негромко спросил Ах-маси и, не дождавшись ответа, повторил, повышая голос: – Я спросил – как твое имя?
Мальчишка дернулся, подняв мокрое от слез лицо:
– Меня зовут Пусери, господин. Я пастух… был пастухом… у нас было стадо.
– Было?
– Да, господин. – Пастушонок насупился. – Было. Теперь нет. И деревни нашей – тоже нет. – Он опустил голову.
– Эй, эй! – предостерегающе воскликнул Ах-маси. – Только не вздумай снова реветь. Говори! Что с деревней?