И вдруг ярко вспоминаются красные флаги, хлопающие на прохладном ветру, рыжие кудри соседки по общежитию, притащившей вечером целый куль картошки, которую жарили всей дружной компанией, платье с рукавами в оборочках, так восхитившее ухажера — будущего мужа.
Странная штука эта память. Она упрямо старается втолковать тебе, что звон мечей на турнире в яркий летний день, алое великолепие мантии и тяжесть изящной короны на голове — это просто детское воображение. А будущий муж, разорившийся со стипендии на одиннадцать хризантем — это истинное воспоминание. Что полёты эльфов в лунную ночь и нежное пение морских красавиц — это неправда, а самая, что ни на есть, правда — это слёзы ужаса ночью, в подвале… Что Грызмаг — это просто большой универсальный магазин. Магазин, а не ужас и кошмар, неотступно следующий где-то совсем рядом, — всегда и везде, в каждой твоей минуте, какой бы счастливой не была твоя бесхитростная женская судьба…
Марину словно ударило током. Надо же, она почти никогда не вспоминала о той страшной ночи, о Грызмаге, как вдруг нахлынуло… да так ярко! Почему?..
Ах, вот оно что! Вот и причина…
Марина присела у старого комода и потянула за плетёную самодельную верёвочку, яркой петелькой выглядывающей из-за короткой пузатенькой ножки. Тренькнув по половице, выкатилась пыльная жестяная крышка, подвешенная на эту верёвочку. Марина стёрла с крышки пыль и присела в кресло. «Откуда она взялась, — подумала недоумённо, — неужто столько времени под комодом провалялась? Как-то странно это…» Крышка, как крышка. Самая обычная, из тех, что хозяйки кипятят в кастрюлях, а потом закатывают по осени этими крышками банки с грибами, соленьями, вареньями и прочими запасами на долгую зиму. Только эту крышку так и не использовали по назначению. В ней проделали гвоздиком дырочку, продели в неё колечко из медной проволоки, а сквозь колечко — сплетённую Ириной верёвочку из маминых ниток…
…А потом Ирина старательно выцарапала на блестящей поверхности папиным циркулем: «Медаль ЗА АТВАГУ!» и разукрасила поля крышки цветочками и лавровыми листиками, взяв за образец виньетку из какой-то книги.
— Папа улыбался и говорил, что звучит отчаянно смело — А-А-АТВАГА! И просто необходимо написать об этом в Академию Наук, чтобы старенькие профессора переправили в словарях это слово… — улыбаясь, тихо сказала Марина.
Глава 3
О том, за что вручают «Медали ЗА А-А-АТВАГУ!» и что произошло в подвалах Грызмага
Медаль за свою А-А-АТВАГУ маленькая Маринка получила после окончания первого класса. Ирина уже закончила второй и готовилась к тому, что по весне будущего года её примут в пионеры, а это — уже почти что аттестат зрелости для девчонки девяти лет. Маринка же наконец-то избавилась от звания «первоклашка» и гордо несла на себе груз славы опытной восьмилетней ученицы, имея долгожданную возможность свысока поглядывать на малышню, которая осенью только-только пойдёт в школу.
В августе королевишна Иринка перекупалась на городском пляже.
— Ну, надо же, — с досадой сказала мать. — Это только Ирина у нас может такой фокус отчебучить! Летом — зверски простудиться! Говорила я тебе, не сиди в воде подолгу, так нет же. А на что ей мамины советы? У самой ума — палата, не надо жемчуга и злата.
У мамы поговорки сыпались горохом, а уж в данном конкретном случае она использовала самые язвительные. Кругом сама виноватая Королевишна гордо молчала, шмыгая носом и яростно сморкаясь в платок. Марине было велено завтра с утра следить за тем, чтобы Ирка не выскакивала из постели, пила аспирин по графику, дула чай с малиновым вареньем и обязательно переодела пижаму, когда основательно пропотеет.
Завтра маме надо было бежать на работу, папа приезжал из московской командировки только послезавтра вечером, а Марине следовало с самого утра сбегать в магазин на улице Грызунова, занять в семь утра очередь, чтобы в восемь купить тридцать штук крышек для закатывания. «Надо же, крышки в Грызмаге завтра выбросят, — говорила накануне соседка. — Представляешь? На складе уже. Я сунулась было, да моя знакомая там уже не работает, теперь уже не закажешь заранее, как раньше. Говорят, по тридцать штук, по одной „колбаске“ в руки давать будут. Бери дочерей, как раз три „колбаски“ возьмёшь!» «Да мне столько не надо, — отмахивалась мать, — куда мне? Мне и тридцати штук за глаза хватает».