Не знаю, но, может быть, это боги услышали меня, когда на память пришли последние слова Син-аххе-риба: «Не позволяй мраку отнять ее у тебя».
О боги! Почему я был так беспечен!
Я бросился к огню, зажег с десяток факелов — в комнате стало светло как днем, но и это не помогло. Марганита забилась в угол, обхватив голову руками. Меня она не узнавала, то испуганно отводила взгляд, то смотрела куда-то поверх моей головы, то заходилась плачем, то опять вскрикивала…
А затем в ее голове случилось что-то еще. Марганита вырвалась из дома и, не разбирая дороги, побежала в лес. Я бросился следом. С трудом нагнал ее, повалил на землю, скрутил руки, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, отнес в дом. Кое-как она успокоилась и вскоре уснула…
Спала она почти сутки.
А я боялся отойти от нее хотя бы на мгновение. И все смотрел в ее такое умиротворенное и прекрасное лицо. Словно не было того кошмара, что случился прошлой ночью.
Несмотря на долгий сон, ее взгляд не сразу стал осмысленным, а улыбка — прежней. Только через три дня Марганита немного пришла в себя…
Сначала мне показалось, что это случайность. Однако я стал присматриваться к моей возлюбленной, подмечать в ней то, на что раньше не обратил бы внимания. Иногда она словно засыпала на ходу, так что достучаться до нее не было никакой возможности, иногда была безудержно разговорчива, но стоило ее перебить, как она терялась и не могла вспомнить, о чем только что шла речь… Когда я попытался осторожно расспросить ее о прошлом, неожиданно наткнулся на стену непонимания. Она ничего не помнила. Ни кто такая принцесса Тиль-Гаримму, ни отца, ни матери, ни братьев… Такое уже было с ней раньше, когда я вытащил ее из петли. Но если тогда Марганита справилась с недугом (по крайней мере, четыре года назад мне хотелось в это верить), то теперь он оказался сильнее.
Ей очень помогало теплое козье молоко с медом. Отныне в комнате и днем, и ночью было светло. Повсюду висели амулеты. Я часто и много молился… Засыпала она почти мгновенно, а для меня начиналась ночная стража. Я научился спать днем, помалу и очень чутко. Увы, несмотря на все мои старания Марганите становилось хуже: ночные приступы повторялись все чаще и чаще. Она угасала.
Было ли известно о состоянии Марганиты принцессе Хаве, Арад-бел-иту и Син-аххе-рибу мне неизвестно. И конечно можно было только гадать, что послужило причиной этого помешательства: попытка моей возлюбленной покончить с собой, пожар, в котором погибли ее братья, что-то еще. Или же все беды и несчастия копились в ее сердце подобно яду, и, в конце концов, достигли той величины, когда разум отказывался воспринимать окружающий мир не иначе как через призму безумия…
Но как же дороги были мне те короткие часы просветления, когда Марганита смотрела на меня незамутненным взглядом! Как радовался я ее звонкому смеху! Как любил, держась с ней за руки, прогуляться по девственному лесу, где кроме нас в округе не было ни одной живой души.
Мы ведь спрятались от всего мира, и я верил, что надежно…
Омри приехал к нам осенью в год первый правления Ашшур-аха-иддина.
Да-да, тот самый Омри, что арестовал меня в Тиль-Гаримму, когда я еще юнцом приехал вместе с мар-шипри-ша-шарри Хавшабой в мятежный город.
Как судьба свела меня с Омри?.. Кажется, я немного опередил события…
Мне трудно сказать, собирался ли Набу-шур-уцур исполнить волю Син-аххе-риба, но из зиккурата в старый царский дворец меня привели как пленника. И если бы не Бальтазар... Взяв с меня обещание не покидать Хаву до Экбатан, он помог мне тайно выбраться из дворца. Благодаря его же стараниям дочь Арад-бел-ита даже не узнала о моей безуспешной попытке сбежать. И хотя я снова был разлучен с Марганитой, надежда на благоприятный исход все еще теплилась в моем сердце.
В столицу Мидии принцесса Хава и присоединившиеся в пути к ее каравану жены, наложницы и дочери Арад-бел-ита прибыли только в месяце аддар. Обе ассирийские армии в это время находились в Шуприи и готовились к решающему сражению, а в Ниневии наводила порядок царица Закуту. Положение принцессы поэтому оказалось более чем шатким. Кем она станет, потерпи Арад-бел-ит поражение, и не захочет ли кто-нибудь из венценосных родственников вернуть ее на родину, чтобы немедленно предать смерти? Но Деиок неожиданно для многих презрел все опасности, которые нес в себе этот брак, и недолго думая объявил о своей женитьбе.
Свадьбу организовали торжественную, пышную и многолюдную. Никогда еще Экбатаны не видели такого веселья. За свадебным столом я находился неподалеку от молодых (таково было желание невесты). Хава в своем свадебном наряде была восхитительна. Вопреки местным обычаям, она не прикрыла лицо, словно желала покорить всех присутствующих своей красотой. И ей это удалось. Кто-то не мог отвести от невесты глаз, как бы дерзко это ни выглядело; другие, опасаясь последствий, наблюдали за ней исподтишка; и даже те, кто старался подчеркнуть, будто их это не волнует, нет-нет да и смотрели в ее сторону.