— Но что скажут на это сторонники Ашшур-аха-иддина?
— Возможно, если мы заручимся поддержкой жречества… — осторожно высказался Набу-Рама, первый министр Ассирии, высокий рост и могучий торс которого больше бы подошли царскому телохранителю.
Син-аххе-риб с горечью усмехнулся:
— Не получится. Жрецы все за Ашшура…
— Война в Табале, — произнес вдруг Мардук-нацир, — совершенно опустошила нашу казну. И если бы не помощь тамкара Эгиби, наше положение было бы совершенно плачевным. Но я хочу спросить уважаемого Парвиза, как он собирается платить проценты Эгиби?
— К чему ты клонишь? — с интересом посмотрел на него Син-аххе-риб; однако, не дожидаясь ответа, он тут же обратился к казначею: — Парвиз?
Седой долговязый перс с горделивой осанкой, к которому обратился царь, почтительно поклонился:
— Мой повелитель, Мардук-нацир совершенно прав. Казна пуста, и для того чтобы ее наполнить, понадобится ввести дополнительный налог на армию. И тогда все обвинят в этом Ашшур-аха-иддина, главного виновника наших несчастий…
Снова заговорил Мардук-нацир:
— Всеобщее недовольство подкрепим слухами, что боги наказывают Ассирию, ведь царь отступил от обычаев своего народа и выбрал соправителем младшего сына; и что главным препятствием к справедливому решению остается жречество. Уверен, после подобных нападок оно отступится от Ашшур-аха-иддина.
— Что скажешь, Арад-бел-ит? — царь благосклонно посмотрел на сына.
— Одних слухов и сдержанного недовольства жречеством будет мало.
— Вот и займись этим. Подогрей толпу так, чтобы она потребовала от меня справедливости в отношении престолонаследия.
Син-аххе-риб после этих слов поднялся и в сопровождении Чору покинул тронный зал так же, как и пришел туда, через тайный ход. Затем ушел Арад-бел-ит. Остальных советников по одному вывел из дворца Мардук-нацир.
И все-таки соблюсти меры предосторожности в полной мере не удалось.
Таба-Ашшур, начальник царской стражи, проверяя посты, увидел, как министр двора идет рука об руку с казначеем через центральный вход, начал интересоваться, кто еще был утром во дворце, а выяснив, поспешил к Ашшур-дур-пании.
— И что в этом странного? — не понял сначала кравчий.
— Все они пришли в одно время, и кто послал за ними, я не знаю. Все собрались в тронном зале. Спрашивается — зачем, если там не было царя. Ради встречи с Арад-бел-итом? Тогда почему не у него во дворце?
— Как долго они там находились?
— Около часа.
— А где все утро был царь?
— Гулял по саду, просил не тревожить.
Ашшур-дур-пания скривился.
— А вот это уже нехорошо… Насколько я знаю, из сада в тронный зал есть тайный ход. Он только царю и известен. И если Син-аххе-риб им воспользовался, значит, он встречался со сторонниками Арад-бел-ита, а это не сулит нам ничего доброго. Кто еще мог там быть, кроме сановников?
Таба-Ашшур на мгновение задумался.
— Стражи не было. Если царь, то непременно и Чору… а еще писец по имени Гиллиана.
— Хорошо. Ступай. Я рад, что Ашшур-аха-иддин не ошибся в тебе.
Близилось время завтрака. Ашшур-дур-пания проследовал в царские покои. Рафаил, сын Нерияху, бывшего казначея, почтительно доложил кравчему, что царь вернулся с прогулки по саду и с минуты на минуту должен появиться за столом.
Син-аххе-риб вошел в столовую в сопровождении Чору и Хавы. Настроение у царя было превосходное. Он даже смеялся, что в последнее время с ним случалось нечасто:
— Передай своей колдунье, что она поплатится головой за свою дерзость!
— Дедушка, как можно! Я сама ее боюсь! — отшутилась в ответ внучка.
Проходя мимо кравчего, царь смерил его насмешливым взглядом:
— Ты не заболел? Лицо серое, глаза усталые.
— Небольшое недомогание, мой повелитель.
— Ну так отдохни сегодня. Оставь вместо себя Рафаила. Ты ведь ему доверяешь?
— Разумеется, как себе, — ответил Ашшур-дур-пания, с плохо скрываемой ревностью посмотрев на юношу, чье имя упомянул царь. — Благодарю тебя, о повелитель. Твоя доброта не знает границ…
Из царских покоев Ашшур-дур-пания немедленно отправился на женскую половину дворца, чтобы встретиться с Закуту.
Выслушав его, царица насторожилась:
— И что может за всем этим стоять?
— Пока не знаю, но обязательно выясню.
Тем же вечером Ашшур-дур-пания, заглянув в казармы внутренней стражи, нашел Бальтазара.
— Знаешь ли ты царского писца по имени Гиллиана? — спросил кравчий.
— Конечно.
— Что можешь сказать о нем? Можно ли как-то к нему подступиться? На что он падок? Женщины, вино, золото? Где бывает по вечерам? Как развлекается?