Что до Арицы, то здесь толика сожаления все же присутствовала. Не окажись этот юноша настолько впечатлителен — подумаешь, отымели парня, — для него было бы куда полезней дождаться своего хозяина, рассуждал тот.
Последовавшие за этим известия из Ниневии, что Арица убил Шумуна, заступившись за честь отца, и разыскивается внутренней стражей Ассирии, Зерибни воспринял даже с гордостью.
«Каков храбрец!»
Немудрено, что наместник дал самую лестную характеристику своему бывшему постельничему, когда спустя пару месяцев о нем вдруг стал расспрашивать Скур-бел-дан, лично отвечавший за подбор телохранителей для Ашшур-аха-иддина.
Зерибни потом долго гордился собой: «Какой же я все-таки исключительно добрый человек! Вот, еще одну судьбу устроил, а ведь мог бы сломать, достаточно было только слова…»
Между тем, «исключительно добрый человек» после всей этой истории стал на дух не переносить мужеложцев и, в отместку за причиненные неудобства, молоденьких поваров, которых так тщательно подбирал под свой вкус Мардук, оскопил и выгнал из дворца. Начальнику дворцовой стражи, допустившему убийства, Зерибни отрезал уши, приговаривая: «Все равно ты ничего не слышишь, зачем они тебе!». Сменил министра двора, глашатая, колесничего, конюшего, всю охрану во дворце и даже слуг помельче.
Вот чего Зерибни не ожидал, так это того, что в скором времени его самого и обвинят, разумеется, за глаза, в исчезновении Саси. Нашлись-таки люди, которые видели опального министра в Руцапу. Однако в расследовании никто заинтересован не был. Син-аххе-риб тяжело болел. Арад-бел-ит и Набу-шур-уцур по понятным причинам притворились глухими. Что до Закуту — случайно выяснилось: она сама подобные слухи и распускала, очевидно, желая отвести от себя всякие подозрения. Так что отношения между царицей и Зерибни разладились. После этого он оказался одним из немногих наместников, не приехавших в Ниневию присягнуть на верность Ашшур-аха-иддину, когда тот как соправитель отца взял на себя ответственность за судьбу государства. И все уже стали сомневаться, кого на самом деле Руцапу готов поддержать в борьбе за трон — старшего или младшего из братьев.
Пока не подросли сыновья Син-аххе-риба, Аби-Рама и Зерибни были добрыми соседями. Но слишком долго они строили один другому козни, не наведывались в гости, чтобы вот так сразу обо всем забыть и обняться, словно старые друзья. Для такого визита нужен был стоящий повод, и его своему господину подсказал Шарахил, командир гарнизона в Изалле. Как осенило:
— Зибу!
— О ком ты?
— О дочери твоего конюшего Мирзы.
— Ты о той девчушке, которую он, напившись, взял силой, когда в последний раз гостил у меня?
— Ну, отец ее шума поднимать не стал. Зерибни отсыпал ему столько золота, что папаша и снова подложил бы ее под старика.
— Так это когда было! Лет пять прошло... И что, она с тех пор так и не вышла замуж?
— Она была обещана Зерибни. И не возникни между вами неприязнь…
— Думаешь, клюнет? — засомневался наместник.
— Обязательно. Зная его вкусы…
В свое время царь Тукульти-апал-Эшарра III, прадед Син-аххе-риба, ради блага государства и для собственного спокойствия решил оскопить всех ассирийских наместников, дабы они не смогли пустить корни во вверенных им провинциях. Зерибни, в ту пору еще юноша, этой жестокой участи, по слухам, избежал. Почему — говорили разное. Кто-то уверял, будто он откупился, иные — что бесплоден от природы, но чаще рассказывали другую историю. Мол, когда Тукульти-апал-Эшарра приехал в Руцапу, чтобы исполнить свой замысел, и лично взял в руки бараньи ножницы, выяснилось, что мужское достоинство у наместника чуть ли не до колен, и царь, по-доброму позавидовав своему подданному, пожалел его из мужской солидарности.
Правда это или нет, никто не знал, но женщин Зерибни, за редким исключением, предпочитал всегда крупных, и чем выше, тем лучше. Зибу, двадцати лет от роду, вполне подходила: на голову выше самого рослого стражника, весом — как трое мужчин, с талией в обхвате в четыре локтя, ноги — две колонны. Но при этом все пропорции у нее были более-менее соблюдены, а вполне милое личико называли даже красивым.
— Зибу… — задумчиво повторил Аби-Рама. — Моя мать говорила, что Мирза приходится нам дальним родственником… И если это правда… То почему бы не помочь его дочери устроить свою судьбу… Обещал — пусть женится.