А вот слева кочевники ворвались в лагерь на плечах беглецов, которые стояли в авангарде. Ассирийцы пришли в ужас. Это был сель, не знавший, что такое препятствие. Рыжебородые конники на полном ходу нанизывали человеческие тела на длинные копья, крушили булавами головы, сносили их секирами, топтали лошадьми живую плоть. Арпоксай сражался в первых рядах. Он дрался копьем, с такой ловкостью поражая врагов, что копье выглядело как продолжение его руки. Скольких он убил? Номарх умел считать только до десяти… и давно сбился со счета. Он был в ярости: этой ночью Хатрас исчез, словно в насмешку, оставив ему свою раздробленную руку…
— Так, говоришь, он ее отгрыз? — рассеянно переспросил Арад-бел-ит, наблюдавший в это время за битвой из лагеря.
— Да, ниже локтя, — подтвердил Набу-шур-уцур. — Арпоксай в ярости.
— Ну что ж, Хатрас и тут оказался нам полезен. Посмотри, как они дерутся. Кажется, это только укрепило боевой дух нашего скифского друга, — Арад-бел-ит усмехнулся. — Знай я, что это поможет нам в битве, сам бы поспособствовал этому побегу. Пора бросить в прорыв Санхиро, дай ему в помощь мою охрану… всю сотню… Пусть атакует слева, через Скур-бел-дана, чтобы ударить в центр по Ишди-Харрану.
Набу-шур-уцур тревожно огляделся вокруг:
— Можно ли так рисковать, мой дорогой брат?! Санхиро и твои телохранители — это наш последний резерв, лагерь опустеет, если они пойдут в бой.
— Посмотри назад, — спокойно сказал Арад-бел-ит. — Что ты видишь?
Набу оглянулся на горы, на почерневшее небо, и догадался:
— Сегодня тьма опустится на равнину раньше обычного.
— Да, и тогда мы утратим инициативу. Если Ашшур-аха-иддин продержится до темноты, мы вынуждены будем отступить. Тогда все успехи сегодняшнего дня будут напрасными… ну, может быть, кроме того, что мы разбили и уничтожили его конницу…
Подмога подоспела вовремя. Еще немного — и Гиваргис со своими людьми полегли бы на поле боя все до одного. Те, кто уцелел, едва способны были держать оружие. Из сотни осталось меньше половины. Они сомкнулись плотным кольцом вокруг нескольких раненых и лишь защищались, позабыв об атаке. Появление Хавшабы стало для них тем глотком свежего воздуха, что возвращает к жизни.
— Не отставать! Держать строй! — прокричал Гиваргис.
Понимая, что пора действовать и брать врагов с двух сторон, сотник обрушился на ближайшего к нему противника с удвоенной яростью. От страшного по силе удара мечом череп раскололся как яичная скорлупа, чужая кровь брызнула в лицо, залила глаза. Гиваргис механически вытер ее рукавом; и вдруг почувствовал обжигающую боль в боку. Его ударил копьем уже убитый враг! Мышцы агонизирующего тела, повинуясь затухающему импульсу умирающего мозга, действовали сами по себе.
— Держаться! — захрипел сотник, но зашатался, отступил, выпустил оружие; и не упал только потому, что товарищи поддержали его под руки.
Неприятель, меж тем, дрогнул, один за другим пали его командиры, и строй сразу рассыпался, словно бисер по ровной поверхности. Тех, кто еще пытался сопротивляться, убивали первыми. Тех, кто бросал оружие, — щадили. И войска Ашшур-аха-иддина покатились назад, гонимые страхом смерти, но больше всего — паникой.
Из укрепленного лагеря Арад-бел-ита тем временем подтянулись повозки, санитары и рабы с носилками. Когда раненых, среди которых был и Гиваргис, стали отправлять в лазарет, в центре сошлись два царских полка — Ашшур-ахи-кара и Ишди-Харрана.
— Останови его любой ценой, слышишь, любой ценой! — наставлял Гульят своего командира. — Не дай Ашшур-ахи-кару разделить нашу армию, иначе мы станем легкой добычей для скифской конницы.