Впереди колонны, почти что на высоте человеческого роста, плыл трон. Несмотря на артефактную природу этого предмета мебели, левитация в него встроена не была, и потому волокли его кариты свиты, прикладывая каждый по небольшой толике своей силы, так что Алану оставалось только задавать направление и скорость движения. Делалось это на удивление легко, достаточно было коснуться прохладной гладкой поверхности кончиками пальцев. Найти только место, где металл не закрывает проклятая шкура! И зачем только… Алан едва не полетел со ступеней, когда увидел разложенный по трону трофей — зубастую башку твари просто положили на широкое сиденье, от чего всё время казалось, что они на троне вдвоём. С одной стороны это нервировало, с другой — пробивало на нервный смех, позволяя осмыслить в полной мере нездоровую ширину сиденья.
Следом ехала “свита” в одеждах, отражающих его собственный облик фасоном и цветами. Надо признать, смотрелись ребята внушительно и пёстро, символически подчёркивая единение севера и юга своим составом.
Слева снова тихо зашипел Шоуки, одёргивая своего коня, который раз попытавшегося погрызть свисающую с подлокотника когтистую лапу аморфной шерстяной твари.
И всё же дурацкая это была идея со шкурой. Кто вообще догадался ободрать её и отдать скорняку?!
Замыкали маленькую свиту телохранители Алана, немного успокоившиеся после того, как он подзарядил их амулеты. Следом со знамёнами ехали кариты, представляющие разные кланы, из тех, чтобыли посвящены в тайну и чьи главы успели принести присягу ему лично, а по краям отряда двигались музыканты из того, что здесь считалось за военный оркестр и жрецы и жрицы нескольких храмов Великой Матери и Отца-Громовержца. Им у Наместника доверия было куда больше, да к тому же это подчёркивало лишний раз “божественное” происхождение Алана.
Который, честно сказать, испытывал сейчас страшное, до тошноты, волнение. Восседать на троне, скрестив ноги, вольготно возложив руку на башку чудовища и сохранять возвышенно-отстранённое выражение лица было не то чтобы тяжело, но… Только сейчас до него начало доходить, на какую высоту он замахнулся. Только сейчас он начал осознавать, что стоит на кону.
Когда к размеренному ритму барабанов добавился гул посеребрённых рогов, спешно извлечённых караульными из кладовых. Когда обычно открытые на две трети большие ворота поползли к стенам и с глухим стуком встали в специальные пазы, распахнувшись во всю ширь. Когда встали на караул приставленные к вратам солдаты, а горожане, случайно оказавшиеся у ворот либо любопытно потянувшиеся на переполох, замерли в растерянности и шоке и один за другим начали опускаться на колени перед процессией.
Дышать, просто дышать ровно, проговаривая про себя медитативные мантры, которые на удивление помогали успокоиться. И смотреть вперёд, только вперёд.
Барабаны забили шустрее, сменив ритм на более торжественный, новенькие подковы звонко цокали по мостовой, мелодично звенели украшающие сбруи бубенцы, звуки эхом отдавались от выросших по сторонам стен и домов и волной уносились вперёд.
Сперва горожан попадалось сравнительно мало, похоже, значительная их часть ушла к воротам Дракона, но слухи, видимо, неслись впереди, и на улицы высыпало всё больше народа. Когда они проходили мастеровые кварталы, по сторонам улицы выстроилось по полосе из согнутых спин. Когда проходили купеческий — спин стало по три ряда с каждой стороны. Люди молча кланялись, и… Алану очень хотелось развернуться и посмотреть назад, но делать этого было нельзя, однако что-то подсказывало ему, что горожане двигаются следом в степенном молчании.
Время тянулось невероятно медленно, но вот впереди показался просвет — большая площадь перед главным входом во дворец была совсем близко. Более того, трон… просыпался. Алан чувствовал, как в артефакте одна за другой перекатываются непонятные вибрации, распространяющиеся на барьеры, окружающие дворец. Вибрации были очень слабые, похожие, скорее, на то, как мягкой лапкой аккуратно кот трогает непонятное, упавшее на пол с хозяйского стола.
По идее, никаких сложностей в возвращении трона во дворец возникнуть не должно, главное — провести его через ворота самостоятельно.
Но это — потом.
Ибо стены старинных зданий расступились, выпуская процессию на совершенно пустую площадь. Снова мощно грянули барабаны, меняя мелодию и перебивая отголоски музыки, льющиеся откуда-то из-за домов по другую сторону площади.
“Всё-таки немного поспешили…” — с досадой отметил Алан, медленно поднимая руку и давая колонне знак замедлиться и остановится.
Впрочем, ненамного, вон на улице вдалеке показались фривольно одетые дамочки с корзинками, из которых они разбрасывали, надо полагать, лепестки цветов, и мужчины, характерными движениями разбрасывающие рис. Алан помедлил и опустил руку, давая знак двигаться вперёд. На стены дворца он старательно старался не смотреть — их должны были заполнять сейчас главы кланов и аристократия, собравшаяся во дворце на липовый “конгресс”, затянувшийся и приросший участниками после вестей о возвращении императора.
Вот и голова процессии самозванца — конные, яркие наряды, скученность, какие-то люди, мельтешащие по бокам. Они замерли, сбились, сумятица возникла в плотной толпе сопровождающих, посыпающие дорогу “подношениями богам” растерялись совсем и один за другим прыснули к стенам домов.
Хорошо, просто отлично.
Барабаны гремели, широко разносясь по площади и перебивая сбившуюся мелодию, что сопровождала “Ингвара”.
А вон и он, разряженный в пух и прах, в дикое сочетание южных и северных одежд. Верхняя накидка южного типа из вручную расписанного шёлка совершенно не сочеталась с дорогой рубашкой, вышитой серебряными нитями и с кружевным жабо, как было модно при дворе последние годы. Короткие русые вихры фигляр спрятал под лихо сдвинутым набок двухцветным беретом, украшенным пёстрыми фазаньими перьями. Манжеты рубашки тоже выбивались из рукавов верхних одежд очень неуместно — это стало видно, когда он вцепился в поводья, посылая коня вперёд. Было далековато, но Алан готов был поклясться, что увидел в глазах его злость. Это принесло странное облегчение, разливаясь по телуспокойствием. Ещё один знак. Колонна остановилась, Алан неторопливо вывел трон немного вперёд, и, дождавшись, пока выскочившие вперёд Дилан с Люком шустро расстелят тот большой узорчатый ковёр, неторопливо опустил трон в его центр. За спиной сквозь бой барабанов пробивался скрип подпруги и шорох ткани — его свита выстраивалась по бокам и чуть позади трона, коней должны были шустро отвести назад. Вот подобным образом выстроились и сопровождающие с флагами, и жрецы, и музыканты, крыльями раскинувшись по бокам от трона. А следом, вдоль домов тихо растекались люди, что шли за ними через весь город — мастеровые, ремесленники, торговцы, купцы, меняльщики, ростовщики.
Всем хороши ворота Дракона — дракон символ власти, символ Императора и его владения империей! Только уж так сложилось исторически, что дорога от них до площади проходит через кварталы, в которых в основном расположены гостевые дома, рынки и квартал развлечений. Так что народ за “Ирнгваром” увязался шумный, разбитной, баламутящий — весь тот народ, что сбежался встречать процессию едва не со всего города. И толкучка там была…
Барабаны ударили последний раз, стихнув.
В резко повисшей тишине стали слышны суета и возгласы со стороны другой процессии, что пыталась обрести хоть какой-то порядок, вываливаясь на площадь вслед за выехавшим вперёд самозванцем. Жрецы вперемешку с музыкантами и аристократами, девицы из весёлых кварталов, жмущиеся к последним и запутывающиеся в длинных полах своих нарядов, удивительно громко разбилась выроненная кем-то бутыль.
“Ингвар” выехал вперёд, и из неровного строя за ним поспешили, похоже, ближайшие сподвижники. Неуверенно подала голос, пытаясь выводить мелодию, какая-то дудка во всё ещё бурлящей беспокойной процессии. На площадь наконец начали просачиваться горожане, следовавшие за самозванцем, так же расползаясь полукругом, вдоль стен домов.