-Ты сказал, что-то важное для меня. Я конечно же читала Фрейда и Юнга, но мне не снисходило то, что быть безумным убийцей не только… э… безумно, но и естественно, нормально. Именно поэтому мы в самом низу лестницы Иакова. Очищенные от разума гребанные убийцы.
- Честно говоря не знаю – Иаков пожал плечами, - я не знаю…
Афина молча простояла с ним еще около получаса. Она разрывалась от мысли о том, что она не виновна, а вместо нее действовала первичная директива и тем, что во всем виноват некий триггер. Конечно, один из ударов ее мужа мог оказаться смертельным для ее разума и тоненькой едва заметной ниточки, связывающий ее мораль с моралью общества. И третье, что не давало ей покоя – безнаказанность, никто не пришел, ничто и ничего не спрашивал. Милиция даже не появилась на пороге, что там, и звонка то не было. В сочетании с тем, что уже больше месяца она не чувствует даже призрачного желания хватануть кого-то ножом, ей стало казаться, что ничего такого не произошло и являет собой только ее фантазией. Муж просто пропал, растворился, а алкаша Колю она даже видела живым. Он конечно был условно жив, беря во внимание его алкогольный угар.
В одну из ночей, помешательство вернулось и стало очень страшно. Все началось как обычно – тягостный опутывающий сон, в котором не происходит ничего страшного, но все мутно, неясно, навязчиво и совершенно невозможно дышать. Потом вдруг безумный ритм сердца, холодный пот и рывок пробуждения. Афина не стала будить, спящего рядом Иакова, подошла к окну. Часы на подоконнике, показывали 2:34 минуты. Из дома напротив выходят и разбредаются по улице парни и девушки из подвыпившей, и видимо уже отгулявшей, компании. Афина слышала их шаги и голоса. Это тревожило, Афина не могла свыкнуться с тем, что слышит, приглушенные стеклопакетом, шаги за сотню метров. Большинство столпились возле остановки и ждали, по всей вероятности, такси. Должно быть, они сбились унылой кучкой у фонаря для того, чтобы не потерять особо пьяных товарищей. Придется им постоять еще с десяток минут – ночное такси иногда едет целую вечность. Лишь бы только этой ночью не приехал ее мертвый муж. Так хочется спать, и ощущение, что Афина не спала несколько дней к ряду мешает трезво думать. Может так и было, но она запуталась и забыла об этом. Одну бы ночь, спокойную и можно все наладить. Но Афина ждет, не хочет, чтобы мертвец вернулся домой, когда она и Иаков спят.
Два часа сорок пять минут, бояться больше нечего – скорее всего мертвый муж уже заходил в квартиру и уже ушел Он является каждую ночь, и как она до этого не догадалась раньше? Он еще может приползти, перед самым рассветом. Когда Афина услышала, как кто-то поднимается по лестнице, она дернулась и схватилась за подоконник – так успокоительно звучали его шаги: чего бояться в мире, где все идет к очевидной смерти? Ждать страшнее чем умереть. Афина подошла к Иакову, дотронулась до его плеча, но решила не будить. Легла на пол и крепко заснула.
Утром Афина не думала ни о ком; даже не искала слов чтобы говорить с Иаковом или найти чей-то образ. Ночной кошмар перетекает в ней, купаясь в крови, окунаясь в сердце, словно катаясь на Американских горках, то быстрее, то медленнее. Афина не сопротивлялась почти сдалась, течет, ну и пусть себе. Мысли не облекались в слова, а были толчками, пождавшими что-то делать. Чаще всего они рассеивались до того, как Афина командовала своим рукам взять или ногам встать. Мысли принимали смутные, химерные формы, набегают одна на другую, и не одна из них не сползлась хоть в одно, связанное слово.
Девушка просто сидела, автоматически отвечая на вопросы и кивая головой. В ванной сначала шумела вода и сильно сбивала с мыслей, но шум прекратился и мысли обрели словесную форму. Афина была убеждена, что в ванной что-то происходит. Резко поднявшись она направилась в прихожую. Отчего-то показавшимся привычным движением, взяла с полки в передней нож. Он лежал тут уже больше месяца, с засохшей черной кровью на лезвии, глупо, что Иаков не заметил этого. Она открыла дверь в ванную. Парень стоял возле зеркала с зубной щеткой, с дурацкой синей щеткой с идиотской надписью: «Самый белый от Dentaly-y-yt». Линзы лежали в стороне, и Иаков подслеповато жмурился. А на стиральной машинке лежит бритва, которой брился ее муж. Откровенно говоря, Афину не тронуло это – она предсказала будущее, она знала, что тут произойдет. В корзине для белья мятыми трупами валяются окровавленные рубашки, и Иаков знает это, значит и знает свою судьбу. Афина замахнулась ножом.