Следующая неделя прошла незаметно, как затяжка некачественной травы. Вроде и расслабило, но временами напряжение, нарастало, жалило иногда. Вот в эти моменты и начиналось казаться, что он вернулся. Спалось из-за этого не очень, мерещилось, что кто-то на нее спящую смотрит, что вещи в комнате двигают. Остальное не волновало вовсе. Афина не то чтобы ждала милицию у окна, но интересовалась - ее не было. Однажды, выйдя в подъезд девушка снова почувствовала запах крови вперемешку с потом, мочой и алкоголем. Но тут же отпустило, что алкоголиков мало что ли, а кровь, это наверняка почудилось.
В очередной раз она спускалась вниз, чтобы вырыться из ада затхлого и серого на ее улице в ад другой, из дорогих автомобилей, часов, дорогих фотографов и недешевых бизнесменов. В этот раз журнал «Maxim Украина» требовал к себе Афину для нескольких фотографий. Что-то там о разоблачении автора, совсем уж мрачного по качеству романа в стиле «50 оттенков серого». Подражание на подражание безвкусицы. В общем, Афина полагала, что она едет отказать. Добравшись до первого этажа, она замедлила шаг и когда уже поравнялась с дверью ведущую в одну из квартир, заметила, какой-то рисунок возле нее. Он привлек внимание девушки, и она обернулась. По инерции сделав несколько шагов вниз приостановилось. Сердце, опередив рассудок тревожно заколотилось. Девять кругов вписанных друг друга, размашисто, но по художественному красиво были нарисованы возле двери. Мелом, особо виделся круг седьмой, если считать, начиная со внешнего. Над окружностями умелой рукой был нарисован минотавр. Злой, страшный с искаженным от гнева лицом, он, задравши голову выкрикивал слова, написанные тут же, в несообразном облачке, похожим на изображение в комиксах. Это не вызывало ни смеха, ни удивления. Слова звучали так «Фол, Хирон и Несс ждут тебя!». Картина все время теряла резкость и казалось дышала, Афина долго всматривалась в нее, будто ждала, что та ответит на не заданные и даже не сформулированный вопрос. Скрипнула дверь, кто-то вошел и девушка, не смотря на вошедшего, уставившись в пол выскочила на улицу. Вздохнуть и выдохнуть, вздохнуть и выдохнуть.
На скамейке возле подъезда сидел старик не меньше семидесяти лет, он повернулся и неожиданно тепло и по-доброму улыбнулся.
- Здравствуйте, - обратился он к Афине и улыбнулся еще шире.
Лицо чуть вытянутое, в морщинках все, как в сеточке паутины, особо глубокие походили на широкие рвы ран, они скопились возле глаз, но сами глаза... Они были большие и живые, изумрудные. Седые и не редкие, как могло бы быть у старика, волосы спрятались за вязанной шапкой «Euro 2012» с уродцами, которые сражались за совсем не круглый мяч. Девушка быстро посмотрела на деда, и что-то буркнув, решила пройти мимо.
- Дышится тяжело, правда? – он бросил это вслед уходящей, и ноги сами остановили, развернули беглянку.
- Воздуха нет – отчего-то опережая себя сказала Афина.
- Садись, - он перекинул свое невесомое, собранное из сухих костей тело немного дальше и освободил место рядом.
Села. Вздохнула. Покосилась на деда. «Интересно, когда начнет ныть?» подумалось, пронеслось и забылось.
- Саморазрушение выглядит прекрасным, самоистязание - смыслом, - секунда молчания, - у тебя тут болит? – когда он сказал «тут», он чуть нагнулся и прикоснулся к своей груди. Слово произнес тяжело, как будто кусок тухлого мяса, что не проглотить, с трудом вылез из глотки. Ей он стал мгновенно симпатичен. Высокий, с палочкой и таким, странным взглядом. Он даже чем-то красивым был.
- Ты чего, дедуль, - она произнесла фразу такой, какой и представить себе не могла. Очень много странного, неестественного происходило с ней: слова, события, мысли. Все брошено на самотек, как есть, жизнь шизофреника и нарцисса под ключ. «Вернуть через 33 года в ад».
- Мы беззащитны, потому, что не боимся. Твой страх пройдет, когда ты поймешь, что ты только одна, что некому за тебя вступиться. Нет ни бога, ни человека, никого. Это рождает бесстрашие – он почему-то махнул в сторону рукой. Афина глянула и заметила несколько ребятишек, которые катались на велосипеде.
- Отсутствие страха – это свобода!
- Нет, это абсолютная беззащитность – он продолжал смотреть в сторону играющих детей.
- Внуки? – спросила она. Было почему-то интересно.
- О, нет, - старик грустно улыбнулся – тридцать девять лет назад, мою четырехлетнюю дочь сбил грузовик. Больше детей у меня не было.
- Тоскуешь? Может смириться нужно, а? – Афину взяла досада, зло ухнуло в ушах и в сердце, - И детей нахрен тогда заводить? – продолжила она с напряжением в голосе - чтобы вот так смотреть на них, да? На то, как они покидают тебя, бросают? – она все сильнее злилась. Не на старика, на что-то другое, на что-то внутри себя.