Ахеменид стоял, опустив голову и закрыв ладонями лицо. Плечи его поникли, колени резко вздрагивали. Таким жалким персы не видели своего царя никогда.
— Нет! Нет! — застонал сын Гистаспа в ответ на свои мысли и беспомощно опустил руки. Потом вдруг стукнул себя кулаком по лбу, торопливо скрылся в шатре, приволок сумку с золотом и высыпал под ноги пастуху кучу сверкающих монет. После этого он сорвал с груди и шеи все драгоценности, отстегнул золотые ножны, снял пояс из серебряных пластинок и бросил их на монеты. Глаза его лихорадочно блуждали.
— Дети! — обратился он к воинам незнакомым, отрывистым голосом. — Мы не погибнем! Несите золото и серебро, кубки и чаши!
Персы в едином порыве сдирали с себя дорогие украшения и швыряли их под ноги пастуха. Куча золота и серебра росла на глазах. От нее на лица окружающих падало мягкое сияние. Весело звенели монеты, чаши и браслеты, но Ширак ничего не слышал. Он задумчиво глядел на Тропу Гнева.
— Пастух, это все твое! — с отчаянием крикнул Ахеменид, ударив ногой в груду желтого металла. — Покажи нам, где вода! Покажи нам, где вода! Вода! Вода!
Сын Гистаспа зарыдал. Ширак очнулся, окинул сокровища равнодушным взглядом и отвернулся. Как, оборванец отказывается от таких сокровищ?!
Полководец Датис схватил Ширака за плечо и взревел, как буйвол:
— Покажи, где вода, или я проломлю тебе череп!
Мудрец Гобрия вцепился в другое плечо пастуха и прогнусавил ему на ухо:
— Покажи, где вода, или я своими руками сдеру с тебя кожу!
Пастух одним движением сбросил с плеч ладони персов, покачал головой и сплюнул.
— Вы хуже шакалов, да поразит вас Митра! — сказал он брезгливо. — Уходите от меня, грязные твари!
Лицо Дария перекосилось от злобы. Не помня себя, он вырвал у ближайшего телохранителя секиру и занес ее над пастухом.
— Уничтожу!
— Уничтожай! — Ширак усмехнулся. — Зато я победил тебя. Для чего рождается человек?..
Он поднялся во весь рост, протянул руки к востоку, захватил в легкие сразу три меха воздуха и закричал — громко, весело и протяжно, славя без слов, голосом души, восходящее солнце. Ясное око Митры ласково глядело с неба на свободного человека.
Хорезмийца ударили по голове. Полыхнуло в глаза пламя смерти. И Ширак увидел Фароат. Но пастух уже не помнил ни очей Фароат, ни губ Фароат, ни волос Фароат… Жена, доброе лицо матери, горы, барханы, тропы, городища, колодцы, заросли саксаула, стада овец, орлы, облака — все они пролетели перед ним как в сладком детском сне, и все они, непонятно как, слились в угасающем сознании массагета в один любимый, неповторимый образ — образ родной земли.
И образ этот жил в сердце Ширака до той доли мгновения, когда оно, сердце, сделало последний удар, пропустило через себя последнюю — крупную, красную, уже густеющую каплю крови…
— Ахурамазда отвратил от нас лучезарное лицо! Конец нам пришел, дети!
Дарий бросил секиру и упал на песок.
— Ахурамазда?! — вскипел Отанес. — Бог — в небе, он плохо знает земные дела! Ты нас погубил, сын Гистаспа! Кто гнал тебя в эту страну? Разве я не говорил тебе: «Вспомни о Кире»? С кем ты связался? Разве найдутся на земле воители, что покорили бы массагетов? Пусть варваров мало, пусть они бедны и плохо вооружены — их никто не сломит, ибо их закон — дружба и братство, и они ценят свободу выше всего на свете. Все полчища Ирана ничего не стоят перед этим народом, так как самый заклятый враг для твоих воинов — ты сам. Чего ждать от человека, воюющего по принуждению ради чужого денежного мешка? Ты не подумал об этом, тебя ослепила жажда добычи, поэтому ты и погиб. Торгаш! Недаром даже твое имя происходит от слова «золото».
Выкрики Отанеса хлестали царя, как бичи. У Дария волосы встали дыбом — он зримо представил себе, как Ариан-Ваэджа, великое государство, которое он сколотил мечом из многих стран, развалится, подобно дряхлой башне: опора исчезла, как дым, пропала в массагетских просторах!
Дарий схватился за голову. Снова мятежи, дым пожарищ, шествия непокорных толп… Ты мечтал, сын Гистаспа, молодым тигром навалиться на строптивых саков, моровым поветрием пройти по Черным, Красным и всяким другим пескам, искоренить все живое, что подвернется под руку? Ты мечтал обогнуть море Вурукарта, истребить сарматов, переправиться через Ра, разгромить скифов, ударить на Элладу, затем устремиться на запад, где люди, по рассказам греков, еще бродят в лесах, точно звери? Ты верил, что пределы державы персов раздвинутся до небесных чертогов Ахурамазды, что все народы и племена мира сын Гистаспа зажмет в своем кулаке, на правых и виноватых наденет оковы?