Доводи их до безумия. Доводи обстановку до абсурда, требуй всё новых обрядов, покаяний, ужасных жертвоприношений. И чем дальше, тем чаще!
Заставляй их работать. У них не должно оставаться свободного времени на то, чтобы задуматься, а значит — усомниться!
Пусть те, которые слушают Тебя и работают на Тебя, всё больше пребывают в тенётах безумия, всё больше теряют контроль над своими мыслями и чувствами.
Осыпай их подачками. Представляй эти подачки как великие благодеяния.
Помни!
Из пропасти непонимания, из пропасти безумия есть один лишь выход.
И его укажешь Ты!
Пусть вместе с тобой из десяти останется один.
Пусть вместе с тобой из двадцати останется два.
Из ста останется двадцать пять.
Из тысячи — триста.
Из ста тысяч — половина.
Из миллиона — все!.."
В дверь осторожненько постучали.
— Господин генерал! К вам, вне очереди на прием просится отец Салаим… или майор… генерал…
— Пусть заползают все трое, — буркнул Даурадес.
Он опустился в кресло и потёр ладонями лицо. Что это, в конце концов, за вездесущий Салаим? и какого, собственно, Курады он не даёт мне покоя? Пенка на навозной жиже… Всё равно раздавим, с ожесточением подумал он. Раздавить всю эту сволочь, а там — посмотрим, как и что нам следует наладить в Тагр-Коссе…
Сегодня, в ночь перед парадом, ему приснился неприятный сон. Как будто он, бреясь, нечаянно соскоблил себе не только щетину, но и усы. На него из зеркала, ухмыляясь, глянуло откровенно молодое и голое, мальчишеское лицо. И всё оно было окутано почему-то то ли огнем, то ли каким-то иным сиянием. Проснувшись, он внимательно изучил в зеркале свою физиономию. Здесь всё было в порядке: и усы, и начинающая отливать серебром щетина на ввалившихся щеках, и мешки под горящими немым укором глазами. А ведь мне всего тридцать семь, подумал он.
Столько же, сколько войне.
В последнее время у него стало побаливать сердце. Как там это называется по-научному… Впрочем, инта каммарас, кому и почему до этого может быть дело? Есть Маркон Даурадес, Маркон Стальная Лапа, Разрушитель, деспот и узурпатор, царь и бог, и кому какое дело до того, что колотится под его драгунской курткой…
— Простите, я могу войти?
Снова — он, и снова в ином облике.
На сей раз майор-генерал Курада, он же отец Салаим, был облачен в скромный, чёрного цвета костюм, из тех, что носят мелкие торговцы или государственные служащие. Небольшая резная тросточка с резным изображением петушиной головы, на ногах — забрызганные капельками грязи сапоги, почему-то разного размера, с петушиными же шпорами.
— Кто вы? — спросил Даурадес. — Кто вы на этот раз?
— Вы совершенно правы, — улыбнулся Курада, без приглашения проходя внутрь и разваливаясь на стуле. — Сейчас моё имя Аберс Ник, а собираюсь я, собственно, в Бэрланд или Анзуресс, поскольку мои дела здесь, в Тагр-Коссе, пришли в упадок. Я, знаете ли, торговец, а торговля сейчас и в самом недалеком будущем — самое выгодное ремесло. Я решил, откровенно говоря, отказаться и от военной, и от духовной карьеры, однако, памятуя о прошлых ошибках, решил, для скорейшего решения моих печальных дел, чисто по-дружески, обратиться непосредственно к вам. Знаете ли, так оно будет надёжнее. Если сказать короче, мне нужен какой-нибудь пропуск на ближайшее судно, идущее в Анзуресс или Бэрланд. Пропуск, подписанный лично вами, господин генерал.
— Основания? — уронил Даурадес.
Сердце кололо… Нет, не просто так заявился к нему этот хам, улыбчивая физиономия которого весьма украсила бы коллекцию деревянных образин на стенах кабинета. Что за неприятные известия привез он из Коугчара?
— Мне кажется, что вы уже должны были бы догадаться, — обычным медовым голосом начал новоявленный Аберс Ник, — что моё обращение именно в ваш адрес должно быть подкреплено весьма и весьма вескими причинами.
— Ещё бы. Вы бы постарались держаться подальше, например… от моих чаттарцев. В случае чего… я буду вынужден их понять…. отец Салаим.
— Не только это, господин генерал, не только это… Кстати, у меня, собственно, есть одно немаловажное известие — для нашего общего друга, капитана Гриоса. Весточка о его семье. Видите ли, бежавшие из Коугчара чаттарцы встали лагерем в лесу, на склоне горы, западнее города. Представьте, я даже побывал там, у них — разумеется, тайно, только с несколькими особо доверенными людьми. Живы, здоровы, узнали меня, передают привет. У старший девочки, правда, какая-то странная такая повязочка на лбу — говорят, стегнуло веткой, — ну, да это не беда, пройдёт. Прошу вас учесть ещё раз, что всё это исследование я провел строго самостоятельно, и о расположении чаттарского лагеря не знает никто, включая господина Ремаса… Вы, разумеется, быть может, скажете, что сего благого деяния с моей стороны явно недостаточно для моего оправдания и будете правы…