Посредине комнаты громоздился исполинских размеров мольберт. Помимо него в мастерской располагались два больших кресла, несколько табуреток, приставная лестница, вместительный шкаф, два стола, один из которых, очевидно, был рабочим, а на другом аккуратной стопочкой расположились тарелки и графин с водой, и пара стаканов, а в углу, на специальной подставке — зонтики и трости, вешалка с одеждой.
Тинч присел на одну из табуреток и не без любопытства принялся осматривать картины.
Бугден — город, отстоящий далеко от моря. Тем не менее, морские волны автор изобразил настолько точно и мокро, что Тинча охватила легкая зависть. В корабельной оснастке он тоже неплохо разбирается, отметил Тинч. Его внимание привлёк портрет маленькой девочки — возможно, дочери или внучки художника. Задиристо сощуря левый глаз, она вызывающе глядела на Тинча. С соседнего портрета смотрел худощавый молодой человек с кистями и палитрой. Это мог быть автопортрет самого Моуллса — в молодости. Тинч знал, что сейчас тот гораздо старше.
Более всего его поразили дворцы. Или… это были не дворцы? Собранные из облаков, прошитые звездными нитями, с нависающими в лиловом полумраке башнями, и флаги, подхваченые ветром, на длинных позолоченных шпилях… Одно из этих удивительных зданий должно было вот-вот родиться на полотне, выставленном на мольберте. Над карнизами и кровлями, над вершинами гор и полосами пенного прибоя, над облаками и проблесками солнечного света парили длиннокрылые существа — быть может, ангелы, быть может — духи воздуха. Леса и горы пестрели существами, которые выглядывали из-за деревьев, копошились в цветах и разноцветных листьях, ныряли и выныривали по горным ручьям и протокам…
Скрип шагов и болезненное покашливание донеслись из коридора. Тинч привстал с табуретки. В проем двери, подобно гигантскому киту или крабу заходил, забредал, заваливал сам хозяин мастерской. Обрюзгший, потный, с толстыми колбасками усов, он замечал — или не замечал Тинча. Посапывая как носорог, Моуллс грузно прошествовал к вешалке для одежды, плюхнул на нее бесформенный, весь в снегу с дождём серый плащ и зонтик. С усилием стащил с плеча толстенную кожаную сумку, пыхтя — установил в углу громадных размеров тубус.
— Давно ждёшь? — пытаясь развернуться в узком пространстве между вешалкой и шкафом, с одышкой спросил он. — Ты и есть Хромой?.. Охх!
Приглаживая длинные потные волосы, присел на соседний с Тинчем табурет. На Тинча исподлобья смотрели маленькие тусклые глазки, похожие на две свинцовых плошки из-под белил… И Тинч, которому нечего было терять, тоже смотрел в глаза Моуллса.
— Ты гордый… — не отводя печального и пристального взгляда, произнёс художник. — Вот что, паренёк… Я устал и мне не хочется играть с тобой в гляделки. Посмотри-ка в той сумочке в углу… Ты отыщешь там фляжку с молоком и кусочек масла. Будь добр, сходи на кухню (это рядом, направо по коридору), вскипяти молочка и добавь в него масло… и, пожалуй, щепотку соли… Потом — поговорим детально. Хорошо?
Похоже, о возможности пойти в выбивальщики ковров можно позабыть… Или всё-таки нет?
Поверх кувшинчика горячего молока Тинч положил ломоть белого хлеба.
— Шибко бегаешь для хромого, — приветствовал его художник.
Он всё так же, ссутулясь, восседал на том же табурете. Только теперь в руках его был рисунок Тинча. Отхлебнув молока и закусив хлебом — ткнул пальцем в бумагу:
— Это что за загогулина? Да нет, не эта…
— Кстати, — как бы невзначай прибавил он, — трое пачкунов, что опозорили школу, больше не будут ходить на занятия. Хотя я, конечно и потеряю на этом кое-какие дивиденды… Это ты мне здорово удружил, поросёнок… Но здесь прав ты: художник не должен опускаться до такой низости…
— Это смерч, — пояснил Тинч. — Смерч, летящий с моря.
— Хм… Так тебе доводилось наблюдать это явление? Какой ты счастливый! Так… А это что за девица? И где у неё подбородок? Да и руки, пожалуй, тяжеловаты… Не её это руки…
И вдруг как-то по-особенному, с дружеской усмешкой, снизу вверх посмотрел на Тинча.
— А я, кажется, знаю, кого ты хотел изобразить… Подай-ка… со стола… листок бумаги и карандашик!
— Судя по всему, она чаттарка. Так? Это значит, скулы, выраженные надбровные дуги, миндалевидные глаза, так? Изобразим ее сидящей… Руки она должна держать вот этаким манером…