— Не то чтоб не умею…
— У тебя в аптечке должно быть средство. От желудка. От паразитов. В общем, вынимай, оно тут необходимо. Нарезаешь очень тонкими пластинками, прямо как красную рыбу. Давай свою кружку, потом помоем. Укладывай вот так. А теперь сверху сбрызгивай. Можно меньше, а то нам надолго не хватит. И крышкой закрывай. Подождём.
— Такого количества на троих будет смешно мало.
— Можешь выбирать — съесть мало или не съесть ничего. Ниш, ты как?
— Вроде ничего. А можно руки чем-нибудь замотать?
— У тебя ж перчатки были.
— Они у меня из кожи антилопы! На что будут похожи через пару дней?
— Ох, пижон. Сам виноват. Или перчатки, или ничего.
С недовольным видом и с большим трудом офицер натянул на распухшие кисти замшевые перчатки тончайшей выделки, белые, как снег, и мне стало понятно, почему он их жалел. С другой стороны — повязок я брал в расчёте на себя. Не так их было и много. То, что ранения предстоят, я даже не сомневался.
— Пытаться выступать бесполезно и опасно, — произнесла Аштия. — В темноте ни фига не видно. Сорвёмся.
— Сколько у нас времени с дезактивирующим средством?
— Где-то полтора суток. Скорее всего больше. Но я прикидываю по минимуму.
— И правильно. Вот и получается, что мы тут зря просадим шесть-восемь часов из имеющихся тридцати шести. Невесело…
— Что предлагаешь?
— Серт, у тебя там есть средство для того, чтоб видеть в темноте?
— Нет.
— Аше, ты ж можешь сделать заклинание…
— Я — нет. А ты?
— Ты не можешь сделать заклинание ночного видения?!
— С поправкой на фон демонического мира? Нет.
— Блин! Чёрт! Ведь и правда…
— Осторожнее. Как и в работе, здесь нам придётся учитывать множество факторов.
— Так что будем делать? Ведь так невозможно.
— Попробуем, да. Попробуем. Но не здесь. И не сейчас, а днём. Видя, что происходит вокруг, понимая, привлечём ли мы внимание окружающих тварей или нет. Они ведь облизываются не на нашу плоть или кровь, а на нашу магию. Не стоит в темноте, с трудом представляя себе конечный результат усилий, сигнализировать всем окрестным тварям, что тут подают десерт.
— Мы даже на сто метров не отошли от того места, где на нас налетала эта мелочь. Они нас без напряга тут найдут.
— Поэтому отдыхаем по принципу: один спит, двое руками машут, отгоняя комаров.
— Согласна, Серт. И с предложением, и с образностью.
— Твои сравнения неуместны. К ситуации нужно относиться серьёзно. Или не относиться никак.
— По любому поводу плакать — слёз не хватит.
— Я что — плакать предлагаю?
— Хорош! — одёрнула Аштия, и вполне серьёзно, без улыбки. Она прислушивалась к темноте и тишине за пределами кружка света, очерченного её диском. — Ниршав склочный, когда голодный и когда у него что-то болит. Это уже весь штаб знает. Ешь давай и уймись. Мясо уже должно было обработаться.
Офицер сунул в рот кусок мяса с суровым выражением лица, с каким, по идее, следовало бы идти на подвиг. Я попробовал тоже — вполне можно есть, хотя и нервозно — нетрудно себе навоображать, какая пакость может сидеть в подобном мясе. А вдруг средство подействовало не полностью? А вдруг оно рассчитано на другие обстоятельства? Но выхода не оставалось, голод томил, и содержимое кружки опустело намного быстрее, чем нам всем хотелось бы.
Я задремал сидя, потому что никто мне в этом не препятствовал. Странное ощущение осталось у меня от двух этих часов сна — какое-то давление на сознание, нематериальное, но в качестве сравнения годилась только разве что толчея в метро, да и то не очень. Я пробудился будто от сильного толчка, задыхаясь, и тут же уснул снова, потому что не было сил просыпаться так скоро. Всё, что успел уловить в момент пробуждения — обрывок разговора Ниршава и Аштии. Впрочем, употребляли они по большей части малознакомые для меня термины и выражения, поэтому я с облегчением ничего не понял.
Осознал также и то, что в какой-то момент по эту сторону реальности, едва задевающей пространство сна, завязалась схватка, где возня, шарканье ног по камням и суета сопровождались нечеловеческим визгом и скрежетом твёрдого о твёрдое. Нет, даже и не надейтесь, не проснусь. Не могу. Лучше дайте тварям меня прикончить.
Пробудился я с трудом, но без боли, которой обычно сопровождалось выдёргивание себя из сна, когда это уж совсем никак. Очнувшись и разлепив глаза, уткнулся взглядом прямо в наклонившуюся надо мной Аштию, напряжённо всматривающуюся мне в лицо.
— Да-да, просыпайся, — произнесла она, поймав мой взгляд. — Пора.