Немного постояв, Франшику, озадаченный, направился к роскошному отелю и заявил портье, что на его имя должен быть забронирован номер.
Портье справился об этом в своей книге, однако громкого, великолепного имени Франшику в ней не значилось. На лице Франшику отразилось недоумение.
— Не может быть, чтобы мои помощники и секретарши ошиблись, — заявил он.
Портье с сомнением покосился на его запыленную одежду и стоптанные туфли и заявил, что он очень сожалеет, но номер на имя Франшику не зарезервирован.
Франшику, ничуть не расстроенный таким положением дел, вывалился на улицу, накупил себе в киоске газет, приготовившись к ночлегу на скамейке под звездами, и погрозил кулаком городу:
— Приготовься, Форталеза! Приехал Франшику!..
* * *
Франсуа, тот самый богач художник, гнева которого опасался Франшику, спихнув ему бросовую землю, прибыл в Форталезу часом раньше Франшику и гораздо более комфортабельным образом, чем последний.
Сняв номер в том самом отеле, в котором позже решил остановиться Франшику, Франсуа отправился осматривать участок.
Сан–Паулу, в котором он прожил многие годы, сделался тесен для него. Он чувствовал, что его творческая мысль зашла в тупик. Франсуа на самом деле был преуспевающим архитектором, автором многих нашумевших проектов, но сам Франсуа не был собой доволек люди приветствовали, как всегда, все банальное, скучное, вторичное, то, над чем он работал спустя рукава. Именно за такие проекты он получал первые призы и о них шумели газеты.
Но Франсуа сознавал, что это не творчество, а халтура, что он губит себя как художник. В этом городе он добился успеха, но никогда не добьется понимания, ибо все ждут от него повторений с небольшими вариациями: в Сан–Паулу у него была превосходная квартира, но и это жилище, прекрасно обставленное, казалось ему временным пристанищем. Он мечтал о своем доме, о доме, который он построит в том красивейшем уголке земли, почти в раю, который красочно описал ему торговец Франшику. У него уже был проект этого жилища. Оставалось осмотреть участок, этот рай, найти подрядчика и договориться с ним о цене.
С такими мыслями Франсуа шел в стону побережья, где находился тот самый райский уголок, о котором умильно распространялся Франшику…
* * *
Бонфинь, правая рука Гаспара Веласкеса, решительно не понимал намерений своего друга «повесить кроссовки на стену».
Гаспар был в отличной форме, хотя ему перевалило за пятьдесят. Летисия, его дочь, конечно, женщина грамотная, сильная, но дело ей не знакомо и справится ли она с ним – еще вопрос. Для поста вице–президента компании у нее слишком мало опыта.
Гаспар же в дочери не сомневался. Он заявил, что крепко рассчитывает на него, Бонфиня. Он разбирается во всех делах на заводе. Гаспар назначает его… ну, скажем… директором–суперинтендантом: на этом посту Бонфинь будет осторожно направлять действия Летисии . Поговорив с Бонфинем, Гаспар вызвал к себе «выскочку Дави».
Так он величал этого молодого человека, будущего зятя Бонфиня, ухаживающего за дочерью последнего, Оливией. Он был выходцем из бедной рыбацкой семьи, но дельным и работящим парнем.
К Дави у Гаспара был разговор самого деликатного свойства. Дави так же хорошо знал производство, как Бонфинь. С помощью Дави Гаспар надеялся вовлечь в бизнес своего внука Витора.
— Это образованный, грамотный, любознательный парень, — объяснил Гаспар Дави, — и я очень горжусь им. Уверен, у него есть хватка. Надеюсь, он когда–нибудь превзойдет меня…
— О, доктор Гаспар, — услужливо перебил его Дави, — это не возможно….
Гаспар сделал вид, что не заметил лести в словах Дави. Он прямо перешел к делу. Витор на пепрвыхз порах нуждается в помощи. Более того, Витору нужен товарищ, который докаждет ему, что мир бизнеса – самая увлекательная вещь на свете. Он, Гаспар, хочет, чтобы Дави приглядывал за его внуком и рассказывал ему о поведении Витора, его мыслях, его намерениях, если Дави удастся войти к нему в доверие.
Роль, которую он станет играть при внуке Гаспара, стала ясна Дави, однако он почувствовал себя польщенным.
— Я постараюсь оправдать ваше доверие, доктор Гаспар, — с готовностью объявил Дави.
* * *
Мысль о том, что у матери есть какая–то тайна, связанная с Форталезой, не оставила Витора в покое.
Он все время приглядывался к ней, прислушивался, не выдаст ли она себя чем–то.
Первое время Летисия никуда из дома не выходила, занимаясь исключительно обустройством в огромном доме Гаспара.
И все же в ее поведении проглядывала какая–то нервозность, как ни хорошо она владела собой.
Впервые Летисия вышла из дому лишь на третий день своего воцарения на Форталезе. Из окна своей комнаты Витор видел, как мать села в машину и направила ее не в сторону центра, где были супермаркеты, а по дороге, ведущей из города вдоль побережья.
В мгновение ока Витор выскочил из дому и бросился к пристани, возле которой покачивался на волнах подаренный ему дедом новехонький катер.
Они мчались параллельно друг другу – Летисия по дороге, Витор по глади залива. Он ни на секунду не упускал из виду ее белый автомобиль.
Летисия остановила машину на пустынном берегу, где стояла лишь одинокая ветхая хижина. Выйдя из машины, она скрылась в ней.
Витор заглушил мотор. Спустя полчаса он увидел какого–то человека, бредущего вдоль берега по направлению к хижине. Однако в домик он не вошел – встал на берегу, пристально глядя на океан.
Витору не хотелось, чтобы этот человек понял, что он торчит здесь со своим катером, имея какие–то свои намерения, и он снова запустил мотор и отплыл влево. Здесь залив делал небольшой поворот.
И сразу же увидел необыкновенной красоты девушку в купальнике, стоящую на песке и отживающую длинные волосы. Солнце обливало лучами ее стройную девственную фигуру.
Увидев его, девушка как будто испугалась. Ее прелестное личико изобразило смущение.
Витор жадно смотрел на нее. Никогда он не видел такой удивительной, невинной красоты. Девушки, с которыми он привык иметь дело, были совсем другими… На минуту он даже забыл про мать.
Их с девушкой разделяло небольшое расстояние – Витор, увидев ее, чуть не врезался в песок, — но ему казалось, что глаза его, мозг, память, душа, тело – весь он утонул в распахнутых глазах этой девушки.
Взгляд его напугал юную красавицу. Она вдруг оглянулась, тронулась с места и легко пронеслась по направлению к хижине, из которой, Витор уже давно это видел со своего катера, вышел тот мужчина с его матерью.
— Папа! Папа! – закричала девушка.
… Витор помчал катер по направлению к Форталезе.
* * *
Весть о новом назначении Бонфиня на пост директора–супепринтенданта несказанно обрадовала его жену Изабелл. Наконец–то ее милый, несравненный, прекрасный Бонфинь оценен по достоинству! Он теперь будет руководить дочерью Гаспара и его внуком! Это ли не доказательство того доверия, которое испытывал Гаспар к ее бесценному Бонфиню.
Изабелл буквально приплясывала вокруг мужа. Это была женщина, наделенная колоссальным темпераментом и фантазией, наивная, в сущности, как ребенок – именно так к ней относились все ее домашние: умная и рассудительная дочь Оливия, врач по профессии, очаровательный великовозрастный бездельник сын Пессоа и ее собственный муж, которого она обожала. Ребячливость Изабелл была притчей во языцех у всех ее многочисленных знакомых, с которыми она часами болтала по телефону. Изабелл давала богатую пищу для размышлений о жизни высших слоев общества ее приятелю, журналисту Фреду, частому посетителю дома Бонфиня, где он к тому же подкармливался.
Но Изабелл и горя было мало, что окружающие посмеиваются над ней. Сама себе она казалась женщиной мудрой, способной адекватно воспринимать реальность и к тому наделенной незаурядными актерскими способностями.
Спектакли, которые разыгрывала Изабелл среди своих домашних, так же были притчей во языцех у ее приятелей и прислуги, не слишком принимавшей свою сеньору всерьез.