И вдруг Чир-Чир подумал:
— А может, он действительно здорово мечтал об этом носе? А я его не понял, рассердился на него... А ведь я старше, умнее, должен понимать... Ну и мало ли что — кормушка. Таня всё равно что-нибудь придумает. А я из-за какого-то носа с другом поссорился! Разве я с ним из-за носа дружил? Вовсе нет! Разве я правильно сделал? Нет, надо полететь помириться с Ложконосиком. Не стоит из-за таких пустяков хороших друзей терять!
И Чир-Чир полетел к Ложконосику. И прилетел как раз тогда, когда прежний нос уже занял своё доброе старое место.
Чир-Чиру было очень стыдно перед Ложконосиком.
— Может, тебе больше нравится морковный нос? — робко спросил он. — Мне-то всё равно, я с тобой с любым носом дружить буду!
— Нет, — твердо заявил Ложконосик, — не надо мне другого носа. Чтобы я из-за него с друзьями ссорился! Да и что это за милиционер с красным носом!
Так благополучно эта носообменная история и закончилась.
А бедной Завидусе пришлось всё-таки плохо.
Марине было очень стыдно за свою снеговичку.
— Почему она такая? — удивлялась Марина.
— Но ведь ты сама всем завидуешь! — сказала Таня. — Ты же позавидовала вчера, какая у Оли шубка!
— Да-а-а, она у неё такая красивая, такая белая. А у меня так чёрная.
— Зато в твоей шубке тебе можно и с горки сколько хочешь кататься, и в снегу барахтаться.
Она не пачкается. А Оле бабушка ничего не разрешает делать.
— Тебе-то хорошо говорить, у тебя-то шубка с капюшончиком!
Марине всегда казалось, что у других всё лучше. С ней и играть поэтому не хотели. Ведь она только и думала, что другим и снежки мягче достаются, и попадает их в других меньше. Вот вместо игры и доказывай ей, что всё делается справедливо и для всех одинаково. Поиграешь с ней, послушаешь-послушаешь, и сам начинаешь думать, что вот у Петьки место в игре лучше, а Андрейке солнце в глаза не бьёт, потому он и выигрывает, а Наташке так Славка подыгрывает. Не игра получается, а ссора. Начнут все играть весело, а потом разобидятся друг на друга, рассердятся и разойдутся.
Но себя Марина со стороны не видела. А вот Завидусю видела. Однако она никак не соглашалась, что сама в её поведении виновата. Она даже пыталась уговорить свою снеговичку:
— Ну как тебе не стыдно всем завидовать?
— А я не завидую! — отвечала Завидуся. — Просто у всех всё хорошее, а у меня нет.
— Ну чего у тебя такого хорошего нет?
— А вот такой шубки, как у тебя.
— Да зачем тебе шубка? Ведь снеговикам же не холодно!
— Зато в шубке красиво!
Что можно было поделать с Завидусей!
— Я же ведь давно не говорю: “Тебе-то везёт...”, — жаловалась Марина Тане. — Петька жадный, но ведь над его Жадиной никто так не смеётся, как над Завидуськой.
— Наверное, потому, — говорила Таня, — что у Петьки жадность снаружи. Уж если он не даёт, так сразу видно, что жадничает. А как кому дал, так жадность и кончилась.
— А у меня что, зависть внутри, что ли?
— Наверное. Ты хоть и молчишь, а всё равно завидуешь. А Петька уже совсем не такой жадный стал, как раньше. Он даже вчера всех конфетами угощал. У него день рождения был.
— Везёт Петьке, у него день рождения уже был. А у меня когда ещё будет!
— Но у него уже прошёл, а у тебя ещё нет! И у него зимой, а у тебя летом. Это даже лучше!
В это время послышался голосок Завидуси:
— Да-а, тебе-то, Чир-Чирчик, везёт, ты по ночам спишь и сны видишь. А я вот не сплю и снов не вижу!
— А ты спи! — посоветовал Ложконосик.
— Да-а, Ложконосичек, тебе хорошо говорить, другие играть будут, а я спать...
Все засмеялись.
— Ну вот видишь! — сказала Таня.
— Сломаю я её! — разозлилась Марина.
— Ой, как же ты её сломаешь? — встревожилась Таня. — Она же не виновата, что ты её такую слепила. Она же на тебя смотреть будет.
— А я сзади подойду и как дам палкой! — упрямо твердила Марина.
— Ой, какая ты... — сказала Таня. — Наверное, я с тобой играть не буду.
На самом деле Марина не стала бы разбивать свою снеговичку. Она это только от злости говорила. Но её услышала ворона. Она сразу же закаркала:
— Р-р-разобьёт! Ррразобьёт! Маррринка Завидуську ррразобьёт!
Завидуся очень испугалась. Она теперь целыми днями думала только об этом. Она подходила к снеговикам и жаловалась:
— Да-а, Добрячок, тебе-то хорошо, тебя твоя Наташа не разобьёт, а меня моя Марина сломает...