— Иди, иди ко мне, — тихо сказала Катера, но зайчишка упруго подскочил и исчез.
До Полоцка ехали на паре коней, запряженных в возок с лубяным верхом. Остались дома хмурое отцовское лицо, материнские слезы. Тревога сжимала сердце: впервые в жизни Катера отправлялась в такую дорогу, и чем дальше отъезжала она от родной усадьбы, тем больнее надрывала душу тоска. Она украдкой смахнула с ресниц слезинку, начала, чтобы хоть немного рассеяться и успокоиться, смотреть на высокое небо, на тучку, что плыла по этому небу. «Плыви за мной, тучка», — просила она мысленно, но тучка не слышала, скоро отстала, а впереди, в ширину всего неба, она увидела полчища уже не тучек, а туч. И были те тучи суровые, мрачные, чужие.
В Полоцке на пристани старший корабельщик весело сказал:
— Не знал, что у боярина Алексея растет такая красавица-дочка. Будь я сам боярского рода, давно бы сватов прислал.
— К нам много кто сватов слал, и все ни с чем уезжали с боярской усадьбы, — недовольно проворчал Степан. Он хотел сразу дать понять не в меру разговорчивому корабельщику, что он, Степан, поставлен опекать молодую боярышню и не позволит лезть к ней с разными льстивыми словами.
Тяжело нагруженные струги, поднимая разноцветные паруса, медленно отошли от полоцкой пристани. Гребцы споро налегали на весла, обливаясь потом. Надо было пройти вверх по Двине, потом — в реку Касплю, потом, через нелегкие волоки, — в Днепр.
Катера с Ходоской и Степаном разместились под навесом, сплетенным из молодой зеленой лозы. На случай дождя и сильного ветра захватили с собой большой кусок серого толстого полотна, который в любое время можно было натянуть над головой. Плыли навстречу холмистые и равнинные речные берега, леса, болота. Бежала за кормой, звенела вода. Ночами ярко светили звезды. Ими мигало черное молчаливое небо, и когда Катера просыпалась, когда смотрела в небесную бездну, прислушиваясь к таинственному шепоту реки, страх мягкими совиными крыльями холодил душу. Но она гнала этот страх прочь, смелее вглядываясь в темноту, начинала различать за синеватым расплавом тумана черный гребешок леса. Рядом мирно посапывала носом Ходоска, кряхтел во сне Степан. Если туман становился особенно плотным и в нем тонуло даже небо, купцы приставали к берегу, ждали зари-денницы.
— Почему не спишь, красавица? — спросил у нее однажды рулевой, загорелый черноволосый мужчина.
— О Киеве думаю, — ответила Катера.
— Ни разу не была там?
— Первый раз плыву.
— Посмотришь, — задумчиво проговорил рулевой. — Всем городам город. А кто же тебя там ждет?
Катера смутилась, но быстро совладела с собой и смиренно проговорила:
— К святой Софии еду. Богу помолиться. Но как будто мимоходом оброненные слова рулевого запали в душу. И правда, кто ждет ее в большом людном Киеве? Роман, возможно, давно забыл, да и не только забыл, а никогда не хотел думать, не думал о ней. Что княжескому дружиннику девушка-дикарка из лесной боярской усадьбы? Наверное, не одну такую встречал он на жизненной дороге, срывал, будто цветок или горсть спелых ягод, а потом равнодушно швырял в пыль, даже не оглянувшись. Мужчине жить легче и веселее. Добрый меч, добрый конь, кубок меда, поцелуй женщины — вот и все что ему надо. Не потому ли так много на земле несчастных женщин?
Чем ближе подплывали струги к Киеву, тем большая тоска и тревога разъедали душу, Ходоска как могла успокаивала боярышню. Старик Степан, боясь, что хвороба вот-вот вцепится в Катеру, не отходил от нее ни на шаг.
— Молись, — поучал он Катеру. — Святая молитва как щит перед любой бедой. Запомни: ни один человек таким не родился, чтобы всему свету пригодился. Только божья молитва всему свету нужна.
Катера молилась, становясь на колени. Но и молясь, чувствовала движение могучей реки с лесами и весями на берегах, с бархатно-зелеными островами, с которых доносилось хлопанье птичьих крыльев.
В Киеве остановились на Брячиславовом подворье. С незапамятных пор там ночевали-столовались купцы из Полоцка и Менска. Степан боярским серебром рассчитался с корабельщиками, начал закупать харч, свечки, топливо. Катера и Ходоска сразу пошли к Софии.
Тринадцать куполов взлетало в солнечное киевское небо. Огромный храм был опоясан с южной, северной и западной сторон открытыми арками галерей. Какими маленькими и ничтожными почувствовали себя юные полочанки у подножия красивой гордой церкви!
Но самое ошеломляющее и удивительное ожидало их внутри. Будто на сказочный луг попали они. Пол в храме был устлан яркими разноцветными каменьями. Эти каменья сплетались в чудные сияющие узоры. Хотелось смотреть и смотреть на них. Однако властная сила подняла их взоры наверх, и они увидели круглые зеленого стекла окна, а на столбах и на стенах многочисленные фигуры святых, золото и серебро образов и церковной утвари.