— С удовольствием, да нам некогда, — язвительно перебил Олег.
Кама изучающе оглядела ребят, на секунду задержала взгляд на довольном лице Ины.
— К-куда вы?
Сашко коротко объяснил. Кама сунула в карман блокнот, свернула рулетку.
— Иду с вами, — решительно отрезала она. — Ведь там интересная флора и фауна! И не отговаривайте, пожалуйста. Все равно не отстану.
Сашко и Федя переглянулись. Их улыбки Кама поняла как согласие.
Шли размеренно, стараясь сохранить привычный темп, принятый с первого дня похода. Кама несла срубленный для нее Олегом шест. Через минуту он надоел ей.
— Я легкая, — тараторила она, забегая вперед. — А в случае чего, — девочка перекинула со спины на грудь иссиня-черную косу с бантиком из капроновой ленты и протянула ее Олегу, — вот так! Держи!
Трава становилась все гуще, выше, достигая до плеч, а деревья, наоборот, ниже и реже. Федя нашел глубокую, наполненную водой яму, по краям заросшую осокой. Наклонившись, поднял заржавевший величиной с палец кусок железа, впившийся в корень расщепленной сосны.
— Осколок от снаряда, — догадался Сашко.
Федя смотрел вокруг, заслонившись ладонью от солнца. Здесь по заросшим теперь тропам много-много лет назад прошел с боевыми товарищами дед, а в 1944 году — отец, а вот сейчас идет он — московский школьник, абсолютно мирный человек. Перед ним лежали дороги огромных партизанских странствий и боев, больших побед. Вот даже этого болота не хотели уступить наши люди захватчикам!
Земля под ногами путешественников то и дело оседала. И болото глубоко вздыхало, как сильно уставший человек. Тарас смело находил дорогу среди маленьких кочек и еле приметных извилин в рыжевато-зеленом ковре.
Нагнувшись, Кама сорвала какое-то растение.
— Кукушкин лен, — пояснила она. — Семенная коробочка его очень похожа на настоящий лен. А вот росянка. У нее… раз, два, три отмерших розетки. По ним определяется прирост сфагнума. Ну, это поверхность болота, где в большинстве растет такой вот мох…
Ребята давно знали страсть Камы к ботанике. Ее все вокруг интересовало, каждая травинка, каждый жучок-паучок. Весной, когда в городских скверах у верб появлялись нежные «заячьи лапки», переливавшиеся матово-стальным светом, Кама уже собирала ранних бабочек, с наступлением сумерек опылявших эти цветы. Где-нибудь в уголке бульвара она клала выкраденную из дома простыню и на ее белый четырехугольник заманивала маленьких насекомых. Однажды на простыню уселась летучая мышь. Кама принесла ее в класс. Зое что-то понадобилось в ее портфеле. Испугавшись мыши, она бросилась вон из класса и в коридоре взобралась на стол к дежурному педагогу. Пострадавшей грозили сделать несколько уколов от возможной инфекции: мышь успела-таки царапнуть девочку. Но Кама так и не дала своего зверька на анализ. «Пусть Зойке оторвут голову, а мышку мучить не дам», — отбивалась она от школьного врача.
В двенадцать часов, когда группа уже порядком устала, Тарас нашел небольшой холм. По его жесту ребята сбросили с плеч рюкзаки. Радист Степа Лукашин раскрыл передатчик, установил антенну, забросив моток проволоки на одну из хиленьких сосен. Минут через пять он нашел нужную волну, подключился.
— Радиостанция Львовского дворца пионеров запрашивает, не нуждаемся ли мы в помощи, — сообщил он Сашко.
— Передай привет, поблагодари, — сказал Сашко и вдруг весь обратился в слух.
За бугорком редкого сосняка послышался душераздирающий вопль. Олег первым сорвался с места, и хотя не узнал голоса, но догадался:
— Это Кама рухнула!
Сашко схватил шест, приказал:
— Пастухов, Прибытков — за мной!
Метрах в двадцати от холма по пояс в пузырящейся густой болотной массе стояла Кама и размахивала руками. Увлекшись своим делом, она оступилась, сползла с кочки и, резко вскочив, прорвала моховой ковер. На месте, где теперь стояла девочка, проступила коричнево-рыжая вода. Над болотом разносилось зловоние гниющих растений.
— Ничего, ничего, — глядя на приближавшихся с трех сторон товарищей, хныкала Кама жалобно. — Я теперь уже на чем-то твердом стою…
— Она же в «окно» влезла, — рассердился Тарас. — И зачем только таких в экспедицию берут!