— Мальчик болен, — коротко сказал он денщику. — Отнесу ему поесть. Может, дашь банку консервов?
Ганс знал, что юный помощник Колесова живет здесь же, в поселке, на квартире у крестьянина Звонарева (майор Фурст не разрешил Колесову взять мальчика к себе). Ганс сначала не очень благоволил к телохранителю майора, но Колесов не раз угощал Ганса, большого любителя шнапса, чудесным русским самогоном, и денщик с ним примирился.
— Дай консервы, а я принесу… — Силач выразительно щелкнул себя под подбородком.
Денщик оттаял. Он дал Колесову не одну, а две банки тушонки и в придачу буханку мягкого пшеничного хлеба. Пообещав через час вернуться, Колесов торопливо зашагал к дому, где лежал больной мальчик.
В маленькой, жарко натопленной комнате Звонарева Колесов и хозяин, сутулый с проседью человек, сидя за столом, разговаривали вполголоса. На столе стояла непочатая бутыль самогона, было разложено немудреное угощение. Рядом на стареньком диване полулежал Вася.
— Значит, ты уверен, что связь агент поддерживает через Дилле? — спрашивал Звонарев.
— В этом не может быть никаких сомнений. Каждый приезд Дилле на аэродром совпадает с вылетом «крестоносцев» на Севастополь.
— Тогда можно обезвредить офицера.
— А что это даст? — нетерпеливо возразил Колесов. — На его место пришлют другого. Только зря насторожим гестапо. А нам надо обезвредить агента.
— Что же ты предлагаешь?
Колесов еще понизил голос:
— Мой план таков: взять Дилле живым и получить у него все нужные сведения. Иначе нельзя, Алексей!
— Что ты такое говоришь! — Звонарев вскочил. — Да понимаешь ли ты, с какими трудностями это связано?! С каким риском! Ребятам и так пришлось переменить жительство, явки, после того как достали тебе реквизит, афиши, организовали спасение этого Фурста.
— А Федя как? Здоров? — поспешно спросил Колесов.
Звонарев улыбнулся:
— Ничего, заживает нога. С твоей силищей драться поосторожней надо. Уж больно ты горячо тогда заступился за майора.
— Поосторожней — не поверили бы! — смущенно буркнул силач.
Собеседник успокаивающе прикоснулся к его руке:
— Знаем, Рындин! Никто тебя и не винит. А вот похитить Дилле, боюсь, не удастся.
— Удастся, — ответил Рындин. — У меня есть верный план. Мне только нужно сюда в помощь двух моряков из нашего отряда — Демина и Балашова. Я заготовил донесение в отряд. — Он решительно повернулся к мальчику — Собирайся, Вася. Как стемнеет, уйдешь в горы.
«Больной» радостно кивнул.
— Помни, чему тебя комиссар учил, — продолжал Рындин. — Выдержка и осторожность — главное. Судьба многих жизней в твоих руках. — Он протянул Васе буханку: — Донесение в хлебе. Передашь в руки командиру отряда…
Ганс встретил вернувшегося Колесова раздраженно:
— Пропадаешь у мальчишки! А хозяин с аэродрома звонил. Приедут вместе с Дилле. Помогай угощение готовить. Шнелль!
Тут Ганс увидел бутылку, принесенную телохранителем, и к нему сразу вернулось хорошее настроение.
— О, русский шнапс, — восхитился он. — Зер гут!
Ганс опрокинул стакан, доверительно сказав Колесову:
— Больше нельзя! Важный гость будет.
Силач улыбнулся, он хорошо знал Ганса.
Когда за окнами зашумела машина, раскрасневшийся Ганс заканчивал художественную отделку приготовленных закусок.
— Учись, Иван… — бормотал он, раскладывая по тарелочкам ломтики колбасы и сыра. — Господин майор любит, чтобы красиво…
Ганс икнул и, вероятно, по ошибке, положил в рот изрядный кусок колбасы. Его заплывшие жиром глазки блестели. Русский шнапс давал себя чувствовать.
В этот вечер майор был доволен. Старый приятель, наконец, согласился поужинать у него. Ганс, уставив стол закусками и снабдив ими не покидавшего машины шофера, скоро изнемог. Умильно поглядывая на остатки шнапса в бутылке, он отправился в свою каморку.
А в кабинете велась неторопливая беседа, подогреваемая обильными возлияниями.
— До каких же пор мы будем возиться с этим проклятым городом? — вопрошал майор Фурст, ожесточенно комкая горящую папиросу. — До каких пор, Эрнст, я буду сидеть в этой дыре?
— Да. Здесь не Париж, — согласился Дилле, обводя равнодушным взглядом стены. — Но имей терпение, Отто. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.
Он налил себе коньяку. На бледном лице его выступили пятна.
— Мы все теперь учимся терпеть… — бормотал насмешливо Дилле, рассматривая коньяк на свет. — Все! Начиная с фон Манштейна. Кстати, ты знаешь, к нам в штаб приехал гаулейтер Тифлиса?
Глаза майора округлились от любопытства.