А в воздухе Женька Бурмистров обнаружил вирус. Вторую неделю исследует его, и вторую неделю мы не выходим из «Радуги» без скафандров. После четырех лет полета добраться до земли с ветром, с грозами, реками и не сунуть голой руки в воду, — с ума можно сойти!..
— Вирус… — предупреждает Женька.
— Чего же ты с ним возишься? — тормошили его.
Женька возился не зря. Чем больше возился, тем больше росло его недоумение.
Наконец выложил нам все начистоту.
Каждую трехдневку у нас проводились совещания — что-то вроде планерок. На первых из них по прибытии на планету было много восторгов и восклицаний. Биологи докладывали о водорослях, геологи — о минеральных богатствах, синоптики — о грозах и воздушных течениях. Все укладывалось в обычные нормы: жизнь на планете существовала на основе углеродного цикла; таблица Менделеева была заполнена геологами вся; синоптики дважды предсказали град — и действительно, град выпал!.. Как на Земле! И только Женька Бурмистров вылил на нас ушат холодной воды.
— Боюсь, — сказал он, — что загорать под солнышком не придется. Без скафандров из «Радуги» нам не выйти.
— Почему? — спросили мы, возмущенные.
Женька замялся:
— Видите ли…
— Ты не юли, — перебил его бортэлектроник Санников. — Все знают, что за бортом кислорода двадцать четыре процента…
— Видите ли… — Женька даже не глянул в сторону Санникова. — Этот проклятый вирус не даст нам ни охнуть, ни вздохнуть.
— Женя… — взмолились мы.
— Это совершенно необыкновенный вирус, — продолжал Женька. — Ни на что не похожий…
У него была такая привычка — тянуть жилы не торопясь. Но тут он, кажется, почувствовал, что перегнул.
— Во-первых, — заспешил он под нашими взглядами, — вирус в биологической основе имеет не углерод, а железо…
Мы отшатнулись, как от удара: кремниевый цикл, даже фторный — было бы непривычно и все же понятно. Но если в основе железо — это чудовищно! Феррожизнь!..
— Во-вторых, — продолжал Женька, — антибиотики и вся наша химия на вирус абсолютно не действуют.
Новость не лучше первой!
— В-третьих, — продолжал докладывать Женька, — мне кажется… — он смущенно огляделся по сторонам. — Мне кажется, это инопланетная жизнь. Она совершенно чужда Милене.
Сообщение Бурмистрова вызвало впечатление молнии, блеснувшей под потолком. Молчал, молчал — и закатил! Некоторое время мы не находили слов.
Наконец биолог Частный спросил:
— Ты не ошибся, Женя?
— Вот расчеты и формулы. — Бурмистров протянул биологу бланк. Тот посмотрел цифры и формулы. Стоян и механик Гатов заглядывали в бланк через его плечо.
— Поразительно!.. — сказал Частный.
— Милена — планета нам незнакомая, — предположил Стоян. — Может быть, жизнь здесь другая…
— Нет, — запротестовал Частный. — Типичная жизнь планеты — в ее океанах. На углеродной основе.
— Тогда почему нет такой жизни на суше? Может быть, феррожизнь не пускает ее?
— Опять нет, — возразил Частный. — Жизни на суше нет потому, что планета переживает период, соответствующий нашему докембрийскому. Жизнь ее не вышла из океана.
— Откуда же здесь феррожизнь?
Частный пожал плечами.
— Похоже, что прав Бурмистров, — сказал Гатов. — Феррожизнь инородна для Милены.
Зашевелились и остальные:
— Занесена метеоритом из космоса!
— А вдруг не метеоритом?..
— Тогда кем?
Перед этим вопросом спасовали все. Ответ мог граничить с фантастикой.
— Мы уклонились в сторону, — сказал капитан. — Если мы столкнулись с неизвестной нам жизнью, надо узнать как можно больше о ней самой. Что еще скажет Бурмистров?
— Очень мало. — Женька вертел в руках листок с анализами. — Обыкновенные вирусы размножаются на живом субстрате. Этот вирус живет в атмосфере. В океане и водорослях его нет. Предположение, что вирус не пускает жизнь из океана на сушу, отпадает: он с нею вообще не взаимодействует.
— Вы хотите сказать — с местной органической жизнью? — уточнил капитан.
— Да, Сергей Петрович, именно это. И хочу подчеркнуть, что земная антисептика против него бессильна.
— Это хуже, — сказал капитан.