«Мороз. Солнце-то в рукавичках», — подумал Касьян, увидев около солнца два желтых полудужья. Воздух, пропитанный светом, льдисто искрит, будто загораются крошечные морозные огоньки и тут же гаснут, чтобы сразу же загореться и снова погаснуть.
— Сашка-то где?
— К Коробовым убежал.
— Может, и мне к Алексею сходить?
— Отнеси им парочку караваев. Они за новой мукой еще не ездили. Выбери покрасивше.
Тихо зимой в Чанинге. Один день на другой похож. Ребятишек и тех не видно. Семь лет исполнится — уезжают учиться в школу-интернат, возвращаясь на короткое, звенящее комаром лето. После школы — город. Закрутятся в пестрой толпе, заблудятся в каменной толчее домов, да так и не найдут дороги в таежную Чанингу. За последние годы только одна Оля Коробова вернулась, да и то нужда привела. Жена Алексея Коробова, мать Ольги, прихварывать стала. Трудно ей за коровой ходить, дом вести. Плакала Ольга, тосковала без подруг, да что сделаешь: судьба. Но, видно, и Ольгу скоро придется отпускать. К тому идет: Ольге в Чанинге замуж ни в жизнь не выйти. Потому как не за кого. Так что Коробовым хоть плачь, да отпускай Ольгу.
Постепенно Ольга к охоте пристрастилась. А нынче уже уходила на промысел. Алексей понимает: без настоящего дела человеку нельзя, враз опаскудиться можно. А потому даже против жены пошел, купил Ольге ружье, широкий тяжелый нож.
Сам Алексей в тайгу с двумя собаками ходит, а дочери собрал целую свору рослых псов. И даже Карама не пожалел, отдал. В Чанинге вообще собаки крупные, а среди них беломордый Карамка выделяется мощными лапами, широкой грудью. Ольга, зная, как любит отец беломордого пса, отказывалась от щедрого подарка. Но отец свое слово сказал, значит, быть тому.
— У тебя собаки молодые, случись что — оробеть могут. А Карам всегда оборонит-выручит. Проверено.
Касьян с Алексеем дружат по-соседски. Хоть и разный у них возраст, а дружат. Если есть мясо в одном доме, значит, и в другом есть. И Касьяну в доме Коробовых всегда рады.
— А я к тебе собирался пойти, — встретил Касьяна Алексей. — Хорошо, что ты сам пришел.
В избе у Коробовых просторно, чисто. На стене висят рога громадного лося, того, что свалил Алексей в прошлом году. Над кроватями вместо ковров прибиты шкуры лосей. Только над кроватью Ольги дорогой ковер ручной работы.
Жена Алексея отложила в сторону шитье, тяжело на рыхлых ногах пошла к печке.
— Садитесь к столу, чаем поить вас буду. С твоим хлебом.
— А я тебя на рыбалку хочу сбивать, — Алексей потянул гостя к столу.
— Давай. И сбивать меня нечего: сам про рыбалку подумываю. Только поедем через недельку. Семен, понимаешь, приедет. Просил с ним на круглое озеро сбегать.
— Через неделю так через неделю, — легко согласился Алексей. — А я за эти дни сена привезу.
Раскрасневшаяся с мороза в избу влетела Оля с Касьяновым Сашкой на руках.
— Здравствуй, красавица, — ответил Касьян на приветствие девушки и вдруг увидел, что Ольга и впрямь красавица. И еще Касьян почувствовал грусть, которая неизвестно какими путями прихлынула к его душе. Грусть не за себя, скорее за Ольгу: кому ей в Чанинге красоту свою показать, кого обрадовать своей красотой, кому отдать эту красоту?
7
Гость из Беренчая приехал раньше, чем обещал. Да не гость, а гости.
Касьян снова тогда сидел у Коробовых, вел неторопливые разговоры, курил махорку. За окном предупреждающе залаяли собаки.
— Чего это они дурят?
Касьян потянулся к заледеневшему окну.
— Едет кто-то, паря.
Гости в Чанинге бывают редко. Новый человек — событие. Мужики быстро оделись, вышли за ворота. Собаки лаяли еще громче, азартнее, сгрудились вокруг людей.
По речке движется черная точка. Снег слепит, и не поймешь, вершим кто едет или в санях.
— Далеко услышали, — кивнул Касьян на собак.
Ольга выбежала за ворота без шубейки, и Алексей строго сказал дочери:
— Сбегай оденься, а то не заметишь, как в сосульку превратишься. Холод.
Когда Ольга вернулась, можно было уже разглядеть, что едут двое, в санях.
— Кому бы это быть?
— Промхозовское начальство, кому еще.
— Братуха, может, но рано еще, — вслух размышляет Касьян. — Через недельку только обещался.
Собаки кинулись с крутого бугра на лед реки, навстречу саням. Они покрутились около лошади и прямо снежной целиной, проваливаясь чуть ли не по грудь, вернулись к домам. Лаять они перестали, а некоторые дружелюбно виляли хвостами.
— Свои, — убежденно сказал Алексей.