Огонь разгорался. Я не мог и не хотел ни о чем больше думать. Терилен горел и плавился. И был плотно прижат к тыльной стороне моей ладони, и намеревался прожечь ее насквозь.
Это было уже свыше моих сил. Я сунул руки под матрас и стиснул зубы, чтобы не закричать. На какое-то мгновение мне показалось, что вот-вот загорится и матрас. Но огонь ослабевал и последняя струйка дыма умчалась в вентилятор. Я лежал на койке, с меня градом катился пот и левая рука горела от боли.
И я попытался разорвать путы. Но они не поддавались.
На какой-то момент это показалось мне концом. Я лежал со слезящимися глазами и смотрел в лицо надвигающейся гибели.
Должно быть, прошло минут двадцать, прежде чем снова открылась дверь. На этот раз вместе с Паувэлсом был какой-то незнакомый мне мужчина. Они взяли меня под руки и вывели из каюты. Потом они меня тащили длинным коридором и наконец выволокли наверх, на палубу. Было темно и холодно, дул пронзительный ветер. Я вдохнул всей грудью запах влаги и соли — когда-то эти запахи ассоциировались у меня с отдыхом. Какие-то вспышки света привлекли мое внимание. Вспыхивало на самом горизонте. Белое мерцание, а потом яркий блеск луча, проносящегося над черными волнами. Я узнал и пульсацию, и охват этого луча. На горизонте был маяк Хайскэйр.
Между тем на фоне мрачного неба двигалось еще что-то. Вблизи, над моей головой. Какое-то неясное сооружение, похожее на виселицу. Обыкновенная подъемная стрела. А впереди вдруг раздался треск и рев. Это разматывалась якорная цепь.
— Пошли-пошли, — подтолкнул меня и спину Паувэлс. — Для вас уже все готово.
Они стащили меня вниз по железному сходному трапу и втолкнули в какую-то дверь. Там были палубы из стали, размером с площадку для бейсбола, а воздух был горячим, с густым запахом дизельного масла. Мои глаза цеплялись за находившиеся там предметы, жадно фиксируя все. Пару резиновых сапог у входа в трюм, фотографию Диего Марадоны, прилепленную возле вешалки с непромокаемыми костюмами.
Потом мы оказались в трюме, набитом грузом, и они проволокли меня по какому-то проходу к середине. Над головой послышалось какое-то скрежетание. Трюм наполнился ветром, и в черноте крыши появилась неясная щель. Открывали люки.
Жесткие пальцы схватили меня за плечо, приказывая остановиться. Впереди вспыхнул луч фонаря. Он скользнул по жестокому лицу Энцо Смита и уперся в выпуклый, заржавленный борт одного из контейнеров. А дверь соседнего контейнера уже стояла открытой. За ней была серая стена необработанного бетона, с помощью которого они удерживали бочки на месте. Судя по этой стене, они заполняли контейнер через отверстие в крыше, а потом его заваривали. В бетоне были видны пузырьки и трещинки. И оставалась довольно большая щель. Как раз для того, чтобы засунуть в контейнер еще одну бочку.
Или какого-нибудь человека.
Я понял, что они со мной сделают.
Глава 29
Кто-то кричал. Отвратительный, протяжный вопль отскакивал от металлических стен трюма и отдавался эхом. Что-то тяжелое врезалось в мою голову, в то же место над правым ухом. Крик прекратился. Кричавшим был я. Меня схватили и затолкнули в эту бетонную нору. И двери, двойные двери из тяжелой стали, захлопнулись с громом, подобным удару судьбы. Защелкнулась задвижка. Они долго забивали ее кувалдой, словно загоняли гвозди в большой стальной гроб.
Двери не закрывались. Осталась приличного размера трещина. Я прижался к ней лицом и начал говорить им, что сделаю для них все, если они меня выпустят. То, что я мог сделать, если бы они меня выпустили, было как раз тем, чего они и хотели. Я выкрикивал свои обещания во все горло, потому что мотор подъемной стрелы все громче завывал наверху на палубе.
Они смеялись. Во всяком случае, смеялся стоявший ближе всех Энцо Смит. Потом он отвернулся, и они с Паувэлсом отошли в сторонку. Паувэлс закурил сигару. Я перестал вопить. Мои обещании ни к чему не привели. Вместо этого я сосредоточился на своих запястьях, в особенности на тыльной стороне левой кисти.
Я ощущал там расплавленный и расплющенный терилен. А края бетона были твердыми и острыми. Я прижался к бетону и принялся тереть о край тыльную сторону ладони.
И что-то там поддавалось.
Пот облепил меня ледяной простыней. Я попытался разорвать путы. Но ничего не получалось.