– Я никогда не чувствовал себя уютно рядом с сумасшедшими. Они такие… непредсказуемые. Я видел ее в Трое вскоре после того, как мы причалили. Она сказала, что у меня в голове полно тумана и что однажды я буду видеть ясно. Ее слова не выходят у меня из ума. Что она имела в виду?
Геликаон положил руку Гершому на плечо и наклонился ближе:
– Только что ты говорил, что она сумасшедшая, а теперь ищешь в ее словах смысл. Разве это само по себе не признак безумия?
Гершом фыркнул.
– Вот поэтому я и чувствую себя неуютно рядом с сумасшедшими. Я чувствую, что их недуг может передаваться другим, как чума. Если я встану слишком близко, я начну выть на луну.
– Она не сумасшедшая, друг мой. Точнее было бы сказать, что она проклята. Когда она была совсем маленькой, у нее началось воспаление мозга. Большинство младенцев умирают от этого, но она поправилась. С тех пор она слегка с чудинкой.
– Она может быть истинной прорицательницей?
Геликаон пожал плечами.
– Кассандра как-то раз сказала мне, что она, Гектор и я будем жить вечно. Позже она сказала, что умрет высоко в небе, сидя на скале, и что трех царей заберут с ней на облака. Это кажется тебе истинным пророчеством?
Пока Геликаон говорил, облака рассеялись, и сверкающий солнечный свет заискрился на морской воде. Каменистые острова из тускло-серых и коричневых в мгновение ока преобразились в сияющее серебро и красное золото. Свет заходящего солнца ярко засиял на изнанке дождевых облаков, превратив их в блестящие кораллы.
Гершом в благоговейном изумлении смотрел на великолепие заката.
– Ты видел когда-нибудь такую красоту? – прошептал Геликаон.
Гершом собирался заспорить, но увидел, что Геликаон пристально смотрит в сторону кормы. Повернувшись, египтянин увидел Андромаху в обрамлении золотистого света; ее желтое одеяние мерцало, словно отлитое из чистого золота. Она улыбалась и показывала на море. Гершом быстро посмотрел в сторону правого борта и увидел, как из воды всплыл дельфин и снова нырнул. Кассандра радостно выкрикнула:
– Это Кавала!
Девушка побежала к правому борту и позвала дельфина.
Тот издал высокий звук, словно отвечая ей, и подпрыгнул высоко в воздух, крутясь вокруг своей оси. Капли воды брызнули с его тела, яркий свет превратил их в алмазы.
Некоторое время дельфин плыл рядом, время от времени подпрыгивая и снова ныряя, но, когда «Ксантос» повернул к укромной бухте, издал последний крик и исчез, направившись на запад.
Гершом увидел, что темноволосая девушка снова смотрит на него. Она выглядела печальной, и он внезапно почувствовал к ней жалость. Египтянин поднял руку и помахал. Она с улыбкой помахала в ответ, потом отвернулась.
Луна стояла в небе высоко, была холодная ночь, когда Геликаон, завернувшись в тяжелый плащ из темной шерсти, взобрался на вершину утеса, возвышавшегося над Южным морем. Большинство моряков спали внизу на берегу, сбившись в кучу, чтобы было теплее. Другие, к большому раздражению поваров, сидели на корточках вокруг горящих на песке костров, на которых готовился завтрак.
Геликаон знал, что станет куда холоднее. На Семи Холмах их ждут снег и лед, а по дороге туда – штормы с дождем и снегом. Присев, чтобы спрятаться от ветра, он уставился на море, представляя себе маршрут вдоль берега, а потом – через Великий Круг к острову Тера. Если повезет, они не встретят военных флотов, припозднившихся в море. И немногие пиратские капитаны отважатся атаковать «Ксантос».
Нет, опасность будет ждать их дальше к западу… И только на обратном пути.
Геликаон вздохнул и поправил себя: во всяком случае, опасность с моря. Его мысли стали мрачными, когда он вспомнил торговца Плотея. Хороший, честный человек и умный купец. Геликаон никогда бы не подумал, что от него может исходить угроза, и Гершом был прав: толстый торговец подошел бы к нему достаточно близко, чтобы нанести смертельный удар. Сколько других уже приближались – те, кому заплатили, те, кому угрожали, и те, кого подстрекали? Есть ли на его корабле люди, выжидающие случая его убить?
Геликаон снова вспомнил о сыне торговца, Пердикке. Тот бормотал что-то несвязное и молил о пощаде, когда Геликаон появился в тюремных камерах. Один глаз юноши был выжжен, кровь текла из десятка неглубоких ран. Палачи уже устали и были сыты по горло тем, что им не удалось вытянуть из него ничего путного. Сперва они думали, что парень ведет себя очень храбро, но после решили, что он и в самом деле ничего не знает, и нет смысла тратить на него впустую свое время и мастерство.
Геликаон опустился на колени рядом с плачущим Пердиккой.
– Ты меня помнишь? – мягко спросил он.
– Помню… Мне так жаль, господин. Так жаль!
– Почему нападение было таким поспешным? Вы должны были прийти ко мне домой или подождать до темноты. Почему среди бела дня?
– Отцу сказали, что ты отплываешь на юг сегодня или завтра. Не было времени все спланировать.
Он снова ударился в слезы.
– Пожалуйста, прости меня, Геликаон.
– Я тебя прощаю. Ты помогал своему отцу. Разве ты мог поступить иначе?
– Пыток больше не будет?
– Думаю, не будет.
– Слава богам.
После этого Геликаон ушел, поднявшись по лестнице из вонючей темницы на яркий солнечный свет.
Пердикка не будет благодарить богов, когда его вытащат оттуда и швырнут, связанного, с кляпом во рту, на погребальный костер человека, которого он убил.
Геликаон подумал о том, что сказал ему обреченный юноша. Микенец знал, что он отплывает на юг. Означало ли это, что на борту «Ксантоса» есть предатель? Или предатель был в тесном круге приближенных Приама? А может быть, какой-то моряк хвастался шлюхе насчет предстоящего путешествия, а шлюха передала его слова микенскому шпиону? Если так, то ничего страшного. Никто из команды не знал, куда именно они идут, все знали только, что на юг. Однако, если предатель был во дворце, враги будут знать, что он направляется на Теру.
Ветер стих. Восточный небосклон стал бледнее, приближался рассвет.
Через мгновение Геликаон почувствовал, что кто-то украдкой движется неподалеку. Проворно шагнув влево, он вытащил меч и быстро обернулся. В нескольких шагах от него косматый козел встал на задние ноги и прыгнул под прикрытие камней. Геликаон улыбнулся, вложил меч в ножны и пошел обратно вдоль вершины утеса.
Он помедлил, глядя вниз, туда, где стоял «Ксантос».
Теперь в мыслях Геликаона смешались радость и сожаление. То был корабль его мечты, и он все еще ясно помнил день первого плавания судна – и неуклюжую команду, уронившую амфору с вином, и внезапно поднявшийся ветер, который сдул за борт шляпу Халкея. Какой это был день! Команда боялась плыть на Корабле Смерти – даже Зидантос, всегда заявлявший, что ничего не боится, стал пепельно-бледным, когда разразился шторм.
Зидантос! Убитый и обезглавленный микенцем. Как были убиты и Диос, и Павзаний, и Аргуриос, и Лаодика. И маленький Дио, и его мать Халисия.
Воспоминания были болезненными, но, когда Геликаон стоял в бледном предрассветном сиянии, в душе его не было гнева. Вокруг него как будто плавали тени прошлого, молча предлагая утешение и вечную дружбу.
«Ты становишься сентиментальным, – предупредил он себя. – Мертвые ушли, и ты здесь один».
Но он впервые за долгое время почувствовал себя спокойнее.
На берегу теперь двигались люди, подкладывая хворост в костры, чтобы прогнать холод ночи. Геликаон увидел, как Андромаха поднялась со своих одеял. Его сердце забилось сильней, когда он вспомнил поцелуй, которым они обменялись в мегароне в ночь битвы. Он сердито отвел от нее глаза.
«Не думай об этой ночи», – приказал он себе.
Его внимание привлекло движение на море. Команды двух маленьких рыбачьих лодок забрасывали за пределами бухты сети с грузилами. Геликаон некоторое время наблюдал за ними. Лодки были старыми, вероятно, построенными еще в те дни, когда дедушки рыбаков были юношами, полными надежд и мечтаний.
«Войны начинаются и кончаются, – подумал Геликаон, – но рыбаки будут всегда».