— Лучников бей! — заорал Кноссо, опасаясь, что бестолковые земляки, вошедшие в раж, перестреляют вообще всех, а это деньги, как-никак. Чистое серебро.
Критяне сделали всего лишь один залп, и карийцы с ужасом увидели, что они из охотников превратились в добычу. Лучники, их главная боевая сила, лежали на дне лодок, уставившись в небо стекленеющими глазами, в которых навсегда застыло изумление. Те из них, кому особенно повезло, поймали сразу три, а то и четыре стрелы.
— Оружие бросайте и останетесь жить! Богами клянусь!
Кноссо заорал на карийском в медный раструб, который ему подарил господин. Усиленный металлом голос разносился над волнами, вгоняя в оторопь ничего не понимающих разбойников. Сопротивляться они не могли. Полтора десятка из них убили тут же, да еще и ранили некоторых. И они понимали, что следующего залпа им не пережить. Выбор у пиратов невелик: или сражаться и умереть, или броситься в воду, надеясь доплыть до берега, или же сдаться, раз уж именем богов им обещают жизнь.
Ну вот! Какой-то ушлый парнишка решил прыгнуть за борт. Он же вырос на берегу и плавает как дельфин. Стрела догнала его тут же, и теперь щуплое тело качалось на волнах на расстоянии вытянутой руки от лодки.
Разбойники во все глаза смотрели на корабль, борт которого возвышался над их суденышками на два локтя, и проклинали свою глупость. Надо же было так попасться! Старший из них, седой мужик в набедренной повязке, рыкнул что-то и осторожно положил свой кинжал к ногам. Ровно так, чтобы поднять его в мгновение ока.
— Говори! — коротко произнес он.
— Именем царя Энея, — орал Кноссо, — повелителя Сифноса и иных островов, вы объявляетесь разбойниками. Но царь милостив. Сдавайтесь и будете жить. Ваше наказание — три года исправительных работ, после чего вы вернетесь к своим семьям.
— Чего? — выпучили глаза разбойники. — Каких еще работ?
— Исправительных, — любезно пояснил Кноссо. — Камень рубить и руду толочь будете. Вы напали на корабль самого царя. Неужели думаете, что вам это с рук сойдет?
— Ты нам рабами предлагаешь стать? — заревел вождь.
— Всего на три года! — примиряюще поднял перед собой руки Кноссо. — Потом можете вернуться домой, или остаться там и жить, как свободные люди, или записаться в войско.
— Да пошел ты! — заревел кариец, наклонился за ножом и тут же упал, сраженный стрелой.
— С кем теперь я буду говорить? — спокойно произнес Кноссо. — Если я вас, сволочей, сейчас перестреляю, то высажусь на берег и заберу ваших жен и детей. Мои парни не уйдут без добычи. Мы в своем праве, вы на нас первые напали.
— Я Димас. Со мной говори! Мы сдаемся, не трогай наших женщин, — на второй лодке встал еще один седой мужик, сильно похожий на первого, только помоложе немного. — Принеси клятву своими богами, что не убьешь, и что через три года мы сможем вернуться к семьям.
— Клянусь богом Ванакой! — нараспев произнес Кноссо. — И богом Поседао, которому поклоняется мой господин, тоже клянусь! Вас не станут калечить, вас будут кормить, а после отработки вы вернетесь к семьям.
— Кладите копья, парни! — процедил седой. — Боги сегодня немилостивы к нам.
— Лезем на борт по одному! — скомандовал Кноссо. — Как залезли, руки держать за спиной. Кого связали, тот спускается в трюм и садится в рядок. Да кого я учу! Сами ведь все знаете!
Прибытие на Сифнос прошло триумфально. Три дюжины связанных карийцев, чьи шеи перехватывала тугая петля, вывели из трюма и посадили прямо на землю. Разбойники щурились на непривычном солнце и злобно зыркали по сторонам. Им было удивительно здесь. Кого тут только нет! Хананеи в своей нелепой одежде, сидоняне в высоких шапках и даже красоты неописуемой египтянка в смешном парике и в расшитом цветами платье, собранном в мелкую складку. Она идет на рынок, сопровождаемая одной лишь служанкой, и совершенно явно не боится здесь никого. В гавани множество кораблей и крикливых моряков, которые тащат на спинах корзины, кувшины и мешки. А голые мальчишки-критяне гонят с кораблей целые стада истошно блеющих коз. После пронизанной бедностью тишины родной деревушки здешний шум слепил и бил карийцев по всем чувствам сразу. Тут жили богато, это было видно невооруженным глазом. Одни бабы, лопочущие на незнакомом языке, что ходили стайками и выбирали свежую рыбу прямо в порту, чего стоили. У многих из них золото с камнями в ушах блестело, притягивая к себе жадные взоры голодных мужиков.