По растрёпанным космам, чудному оружию из бронзы и, конечно, по особому запаху вы всегда отличите в толпе фригийцев, меонов, каров и ликийцев.
Шумная жизнь кипит в Илионе по меньшей мере двадцать два часа в сутки. Это самый лучший, самый великий и прекрасный город современности, грядущей эры и вообще любой другой эпохи человеческой истории.
Надо же, какие мысли приходят в голову, когда лежишь обнажённым на постели рядом с Еленой Троянской, простыни сладко пахнут сексом и нами, а прохладный бриз надувает паруса лёгких занавесок. Вдалеке ворчит, просыпаясь, гроза. Елена поворачивается и шепчет во сне моё имя: «Хок-эн-беа-уиии…»
Я прибыл в город поздним вечером, насмотревшись на больницу богов, твёрдо зная, что Муза уже разыскивает меня и что если не она, то Афродита умертвит беглеца без сомнений, едва лишь выберется из целебного бака.
Поначалу я собирался смешаться с толпой солдат, наблюдающих со стены за вечерним сражением (где-то там, в клубах пыли, освещённой предзакатными лучами солнца, Диомед по-прежнему яростно рубил троянцев), но вдруг заметил Гектора, который устало шагал обратно в Илион с немногочисленной свитой. Превратившись в одного из сопровождающих — копьеборца Долона, доверенного соглядатая, которого ждёт скорая страшная гибель от рук Одиссея и Диомеда, — я присоединился к процессии. Благородный воин миновал главные врата, прозываемые Скейскими и выстроенные из крепчайших дубовых брусьев высотой в десяток человеческих ростов (если иметь в виду мужей вроде Аякса). Героя тут же обступили жёны и дочери Трои, наперебой спрашивая о судьбе дорогих супругов, отцов, сыновей, братьев, любовников.
Широкие плечи и сверкающий шлем Гектора, украшенный по здешнему обычаю гривой из рыжего конского волоса, возвышались над головами, словно утёс посреди моря, только вместо волн его окружали умоляющие лица. Наконец Приамид остановился, жестом приказав растущей толпе утихнуть.
— Молитесь богам, жёны Трои. — Вот и всё, что он сказал.
Затем повернулся и тронулся в путь. Солдаты скрестили длинные копья, сдерживая натиск рыдающих дев и старух. Я предпочёл вместе с остальными безмолвно сопровождать Гектора далее, к пышным палатам царя Приама, которые так восхитили Гомера блистательными портиками и колоннадами из полированного мрамора.
Вечерние сумерки уже исподволь заползали во дворы и спальные покои дворца. Мы остались у стены на страже, ожидая, пока герой переговорит с матерью.
— Не нужно, — отмахнулся он от чаши, которую приказала подать Гекуба. — Не сейчас. Я слишком устал. Вино истомит последние силы и храбрость, а мне сегодня ещё убивать. Да и как возливать Громовержцу сладкий сок лозы вот этой рукой, запачканной в грязи и крови?
И тогда я услышал, как женщина, от которой троянцы годами видели одно лишь тепло и ласку, спросила:
— Сын мой, для чего же ты покинул поле боя, если не ради того, чтоб воздеть руки к Зевсу?
— Молиться будешь ты, мама, — ответил Гектор, присев на ложе и положив шлем рядом с собой.
Воин и в самом деле был грязен: лицо покрывала рыжеватая смесь из пота, пыли и вражеской крови — и сидел он так, как сидят лишь очень утомлённые люди: руки на коленях, голова бессильно склонилась вниз…
— Иди в храм Афины, — глухо прохрипел Приамид, — собери достойнейших женщин Илиона, возьми самый большой и узорный пеплос, который только отыщешь. Простри его на золотых коленях статуи Афины, обещай заколоть в её честь дюжину годовалых телят, пусть проявит жалость к нашим жёнам и невинным детям, защитит их от ужасного Диомеда.
— Так вот до чего дошло? — прошептала Гекуба, склонилась и взяла запачканные руки сына в свои. — Неужели правда?
— Да, — промолвил герой, с трудом поднялся на ноги, забрал шлем и покинул чертоги матери.
Мы проводили измождённого Гектора к резиденции Париса и Елены. При виде солидного особняка с множеством элегантных террас, внушительных башен и огороженных двориков Приамид словно обрёл второе дыхание: промчался мимо стражи и слуг, прогрохотал по ступеням и настежь распахнул дверь в личные покои брата. Я почти ожидал, что он застанет парочку в постели. (Гомер пел о том, как они предались утехам сразу же после похищения троянца богиней прямо с горячего шоу «Парис/Менелай: кто кого?») Однако любимец Афродиты, изумлённо поднявший голову, всего лишь перебирал блестящее оружие и боевые доспехи. Сидевшая рядом Елена заботливо раздавала женщинам задания по рукоделью.
— Какого лешего ты тут делаешь? — накинулся герой на более хлипкого брата. — Расселся, точно баба, играется в бирюльки, пока сотни настоящих мужиков головы в бою сложили! Враг подступает к нашим стенам, наполняя слух троянцев заморскими воинственными воплями… Вставай, сукин сын! Хочешь, чтобы город испепелили прямо вокруг твоей трусливой задницы?