— Что угодно моему супругу? — спросила она, по-прежнему не поднимая головы, однако пристально разглядывая меня из-под тёмных ресниц.
Я прочистил горло. И ещё раз. Слова никак не срывались с губ.
— Идём в постель, — промолвил я наконец голосом Париса.
19
Золотые Ворота Мачу-Пикчу
Друзья прогулялись ещё по зелёным шарам Золотых Ворот, по недвижным эскалаторам и по трубам, соединяющим гигантские тросы толщиной в рост Хармана, на которых далеко внизу держалось полотно моста. Новый знакомец шёл вместе с ними.
— Ты и вправду тот самый, из туринской драмы? — полюбопытствовала Ханна.
— Не смотрел я никаких туринских драм, — откликнулся Одиссей.
Ловко он увернулся от ответа, заметила про себя Ада.
— А как ты сюда попал? — поинтересовался Харман. — И главное, откуда взялся?
— Очень сложный вопрос, — нахмурился мужчина. — Я странствую уже некоторое время, ищу дорогу домой. Вот сделаю здесь привал на парочку недель и отправлюсь дальше. Если не возражаете, я бы предпочёл поведать свою историю позже. Например, сегодня за ужином. Надеюсь, Сейви Ухр поможет мне собрать куски рассказа воедино.
Юной хозяйке Ардис-холла резануло ухо странное произношение Одиссея, как будто бы всеобщий английский для него неродной. Девушка прежде никогда не слышала акцента: в её мире, охваченном сетью факсов, не было места даже областным диалектам. Все жили везде — и нигде.
И вот шестеро путешественников выбрались на вершину башни, где их ожидал соньер. Солнце как раз тронуло маковки острых пиков, меж которыми висел огромный мост. С запада дул сильный холодный ветер. Друзья подобрались к железным перилам на краю платформы и поглядели на покатую зелёную седловину с руинами, что спускались в виде террас восемью сотнями футов ниже.
— В прошлый раз, три недели назад, — начала Вечная Жидовка, — я обнаружила Одиссея в одном из криотемпоральных саркофагов. Собственно, потому-то и вышла с вами на связь, оставив те знаки на скале в Суходоле.
Четвёрка недоумённо уставилась на старуху, ожидая объяснений, но та не прибавила ни слова. Тогда её спутники повернулись к Одиссею.
— Что у нас на обед? — спросил бородатый мужчина.
— Всё то же, — ответила Сейви.
— Ну уж нет. — Одиссей покачал головой и ткнул коротким неряшливым пальцем по очереди в Хармана и в Даэмана. — Вы двое. До заката ещё час. Отменное время для охоты. Идёте со мной?
— Да, — кивнул первый.
— Нет! — отшатнулся второй.
— Я тоже хочу, — вмешалась Ада, сама удивляясь настойчивости, прозвучавшей в этих словах. — Пожалуйста.
Коренастый бородач смерил её долгим взглядом.
— Хорошо, — бросил он наконец.
— Мне бы надо сопровождать вас, — неуверенно промолвила старуха.
— Да ладно, я знаю, как управлять твоей машиной. — Одиссей кивнул в сторону соньера.
— А как насчёт… — Вечная Жидовка дотронулась до чёрного оружия на поясе.
— В этом нет нужды. Я ищу пропитания, а не войны. Войниксы там не водятся.
Сейви промолчала.
— Подождите здесь, — обратился бородач к Аде и Харману. — Я только достану свой щит и копьё.
Девяностодевятилетний путешественник рассмеялся; он хохотал до тех пор, пока не осознал, что это была не шутка.
Одиссей и в самом деле умел управлять летучей машиной. Твёрдой рукой он заставил её взмыть в воздух, покружить над высокой седловиной, развалины которой отбрасывали таинственные тени в вечернем сумраке, и резко устремил в долину.
— Мне казалось, ты собирался охотиться под мостом, — сказал Харман, перекрывая свист ветра.
Герой из драмы лишь покачал головой. Серебристые кудри ниспадали на его шею подобно конской гриве.
— Там ничего особенного, только ягуары, бурундуки и привидения. Стоящая дичь внизу. И потом, я уже знаю, чего хочу.
На зелёной равнине кое-где высились древние саговники или могучие папоротники. Заходящее солнце ещё не скрылось за горной грядой, и долину прорезали густые долгие тени. Внизу появилось крупное стадо незнакомых Аде животных с бурыми шкурами и белыми полосками на головах; существа напоминали обычных антилоп, но превосходили их размерами — как минимум раза в четыре — и отличались непонятным строением чудно изогнутых стройных ног. Когда соньер бесшумно пронёсся над стадом и приземлился в тридцати футах от него, с подветренной стороны зарослей папоротника, ни одно из животных даже не подняло головы.
— А кто это? — спросил Харман.
— Пища, — бросил Одиссей.