– Я никогда тебя не жалела, я просто не думала…
– Да дебильные кеды! – Он пнул обувь, навалился на входную дверь и вышел в коридор босиком.
Совсем скоро шаги Марка стихли. Марина не отрываясь смотрела на открытые двери, ощущая, как несколько слезинок начали бег. Она пыталась понять, как за месяц все ее мечты обратились в кошмар. Почему она всегда плачет тихо? И существует ли предел, после которого она сможет разрыдаться в голос?
Она медленно закрыла веки, и слезы торопливо полились по обеим щекам, смешиваясь и путаясь. Она слышала, как бешено колотится сердце, гоняя кровь по телу, чувствовала жар в кулаках. И думала, как исправить это. Можно ли вообще исправить это? Почему никто не говорит, что делать, когда тебя насилуют? И считается ли это насилием, ведь она соглашалась на встречи?
Обида больно ущипнула, вызывая неприятную пустоту в животе. К горлу подступила тошнота. Марина продолжала стоять с закрытыми глазами, из которых беспрерывно лились слезы. Нос уткнулся в мягкую ткань, пахнущую мятной жвачкой и поездом.
– Марина, просто скажи, что происходит? – прошептал Марк.
Вместо ответа она прижалась лбом к его груди и бесшумно разрыдалась. Марк стоял неподвижно, дыша через раз. Он и впрямь собирался уйти. Но не смог. С Мариной явно было что-то не так. И больше остального его пугало неведение.
– Пожалуйста, я с ума сойду.
– Обними меня, – прошептала Марина.
Он покорно выполнил просьбу.
– Ты месяц сама не своя. Я ведь не дурак, а притворяюсь. Я все вижу. Кто-то умер?
Она отрицательно покачала головой.
– Умирает?
– Марк, не надо. Я не хочу врать, но и сказать не смогу…
– Ты ведь знаешь, что я не оставлю это? Особенно теперь. У тебя проблемы? Это секрет? – Он положил руку ей на голову и начал медленно гладить по волосам, изучая ее реакцию.
– Тайна.
– Тайна… У тебя проблемы с наркотиками? Тебе угрожают? Ты с кем-то встречаешься? С кем-то, с кем нельзя встречаться?
Марина дернулась. Тогда Марк успокаивающе зашипел, возвращая ее голову на грудь. Марина смотрела на пол, понимая, что не сможет отнекиваться, если еще хоть минуту простоит так.
– Это Анисимов?
– Марк, не надо. Я со всем разберусь. Мне нужно немного времени.
– Сколько? Ты с корпоратива подбитая, шугаешься всех. Даже меня.
Тело Марины странным образом реагировало на упоминание о той ночи. Оно сжималось и подрагивало. Находясь рядом, не заметить этого было невозможно. Марк замер, понимая, что ответ все время был на поверхности.
– Это Левицкий? – Это был не то вопрос, не то утверждение.
Когда до раскрытия тайны остается мгновение, все вокруг искрится напряжением. Марина, которая фантазировала о побеге и спасении, теперь боялась пошевелиться. И Марк, который гнался за ответом, теперь тоже, кажется, был напуган.
– Что он сделал?
Марина отстранилась. В глаза сразу бросилось огромное, медленно расплывающееся темно-серое пятно на толстовке. Она затравленно оглядела комнату и внезапно даже для самой себя сказала:
– Делает.
– Что делает? Мариночка, ты просто расскажи, и я все решу. Я решу. Ладно? Хорошо?
Было трудно понять, кого он успокаивал: себя или Марину, которая без конца кивала, закрыв ладонью рот.
эпизод 1. нура
Первая булавка под подбородком. Ввожу ее медленно, чтобы не оставить затяжек. Вторая на макушке фиксирует драпировку. Третья у правого виска: кончик иглы прячу под свободный хвостик платка. Поправляю складки непослушного шелка, проверяя каждое острие пальцем. Синий цвет хоть и подчеркивает синяки под глазами, но на смуглой коже выглядит просто невероятно. Ощущаю себя индийской принцессой, когда поворачиваюсь в профиль к зеркалу и очерчиваю горбинку на носу. В голову лезут воспоминания, перемешанные со злостью, обидой и тоской.
Дедушкина душа.
Делаю фото и посылаю в семейный чат, ожидая шквал сообщений с наставлениями, комплиментами и предостережениями.
Расти в кавказской семье – это самое прискорбное приключение юности. До совершеннолетия братья считали своим долгом отравлять мою жизнь, отгоняя всех парней. А на восемнадцатый день рождения приволокли свататься соседского мальчишку. Разумеется, после моего ответа случился страшный скандал. Старший брат кричал громче всех. Ибрагим так покраснел, что его редкие усики стали казаться гуще. Мама носилась по кухне, размахивая полотенцем, тетя Сусанна вцепилась в мое плечо, причитая и охая. А я молча сидела в желтом праздничном колпачке, глядя на остывший хинкал. Единственный, кто излучал спокойствие, – буба. Он выключил звук у телевизора и громко отхлебнул чай из большой кружки.