— Уложился, — важно констатировал он.
Но теперь, когда карточный долг оказался выполнен с лихвой, Фома снова стал «дедом». Поэтому некстати приборзевший «дух» моментально огрёб сдачу. От звонкого подзатыльника у рядового Кабанова заложило в ушах.
— Сам знаю, придурок! — рявкнул товарищ младший сержант. И угрожающе повернулся к торчащим из-под одеял зрителям. — Что вылупились, душары?! Учитесь, пока я жив!.
Под интенсивный хохот довольного Прохорова «духи» испуганно попадали на подушки…
Вторая часть грандиозного праздника, посвящённого новому воинскому званию Шматко, захлестнула кухню малогабаритной квартиры. За столом сидели: старший прапорщик, девушка Маша и её мама. На столе стояла бутылка вина и закуска. Причём без малейшего намёка на сою. Господа пили и закусывали. Вернее, это делали дамы.
Сам виновник торжества пребывал в похмелье. Отчего сильно грустил и тайно икал про себя.
Похмеляться он не любил. Есть не мог. А жить — не хотел.
— Олег Николаевич, а что это вы не пьёте? — задорно поинтересовалась Машина мама.
От упоминания об алкоголе Шматко немного позеленел.
— Да, как-то… не хочется, Анжела Олеговна. Может, у вас минералка есть?
Мама ничего не заметила:
— Помилуйте, Олег Николаевич, какая минералка?! У вас такое повышение… Надо это отметить!
— Знаете, не в том возрасте мы уже… Чтобы каждую мелочь отмечать, — тактично намекнул прапорщик.
— Какая же это мелочь? Старший прапорщик — это тебе не лейтенантик какой-нибудь!. — искренне обиделась за него Анжела Олеговна.
Маша почувствовала некоторую неловкость момента. Она поспешно вмешалась, сглаживая острый угол:
— Мама! Лейтенант по званию выше старшего прапорщика!
— Да? Так он же старший…
Шматко преодолел внеочередной выступ тошноты и авторитетно выступил:
— Понимаете, Анжела Олеговна, лейтенант — это офицерский состав, а любой офицер выше любого прапорщика.
— Да? Несправедливо!. — заявила она.
Маша успокаивающе погладила её по руке:
— Ничего… Вот Олежек институт закончит и станет офицером…
— Да уж… — неуверенно и грустно заявил Шматко.
Анжела Олеговна отвлеклась от неприятных мыслей, пускаясь в рассуждения:
— Значит, Олег Николаевич, у вас сессия до десятого?. Как раз, получается, вернётесь — и через две недели пост кончается.
— И что?
— Как «что»? Можно будет свадьбу сыграть!
Прапорщик от неожиданности чуть не поперхнулся и ляпнул быстрее, чем подумал:
— Чью?
— Как «чью»? — совершенно офонарела интеллигентная Анжела Олеговна.
Шматко сообразил, что надо уйти подальше от щекотливой темы.
Жениться он пока не собирался. И легенду о скором бракосочетании поддерживал исключительно ради благопристойности.
— А?! Да! Конечно. Свадьба — это да! Это надо… — интенсивно закивал он. — Только… Только… Мы тут подумали… Я тут подумал… Я считаю, что… Мария должна выйти замуж за офицера!
Буквально минуту назад мама усвоила, что жених её дочери — не офицер. Теперь выяснилось, что дочь собирается замуж неизвестно за кого!
— Как?. За какого ещё офицера… Маша?!
— Мама, Олежке ещё год учиться. Закончит институт, потом офицера присвоят… — пояснила девушка «на выданье».
Мама облегчённо выдохнула:
— А-а… Вы в этом смысле! Фу-у… Я уж невесть что подумала! Вы ж так не пугайте…
Если кто не в курсе, сообщаем — новорождённые часто плачут.
Говорят, бывают невероятно спокойные дети, которые просто плачут.
Но в основном грудные «цветы жизни» рыдают, вопят, орут и завывают.
Причём сутки напролёт. Невзирая на то, что папа хочет спать, а мама за день умоталась до изнеможения…
Капитан Зубов в майке и спортивных штанах сидел у детской кроватки. Он честно старался убаюкать дочку. Та нечестно не убаюкивалась. Супруга капитана дремала, пользуясь передышкой.
На втором часу неравной борьбы Зубов понял, что по-хорошему ребёнок не успокоится. Он принял волевое командирское решение и запел:
Плач резко оборвался. Видимо, вокальные упражнения Зубова поначалу просто потрясли детскую психику. Потом из кроватки раздался истошный вопль. Капитан умоляюще прошептал:
— Тихо… тихо, девочка моя. Отставить плакать. Сейчас что-нибудь другое…
Не плачь, девчонка-а, пройдут дожди.
Солдат вернётся-я, ты только жди-и-и…
Ребёнок опять смолк, переваривая новую порцию милитаристского вокала. Жена Зубова материнским инстинктом почувствовала неладное и проснулась. Она подняла голову и, прекращая соло капитана, громким шёпотом произнесла: