Рассвет великолепен.
Горы меняют фиолетовый оттенок на ярко-розовый, и едва бьет шесть часов, как у ворот останавливается такси. Выйдя во двор, я извиняюсь перед водителем и выписываю ему щедрый чек. «А на чай?» — спрашивает шофер. Еще совсем мальчишка — рыжий пушок на щеках, круглые очки — но дело свое знает. Не моргнув глазом, взял еще двадцать долларов. «Могли бы и позвонить, — говорит он мне, качая головой. — Шесть утра, как-никак, черт побери!» И, выматерившись, уезжает, оставляя за собой запах жадности и резины.
Вот и все.
Я даже не заметил, как кончился дождь. Что я еще могу сделать? Перетаскиваю свою постель к дверям в спальню и сворачиваюсь в клубок, как сторожевой пес.
Что еще?
Если бы было возможно, я забрался бы сейчас к жене и дочери, согрелся и уснул, как все человечество, глубоким наркотическим сном. С удовольствием присоединился бы к благочестивой процессии от церкви до могилы. Голосовал бы за республиканцев. Подписывался на «Тайм». Я бы вел бодрые беседы на коктейлях. Бог мой, конечно, я предпочел бы, чтобы на земле царствовала вечная гармония. Чтобы длилось бесконечное летнее воскресенье — Мелинда сбивает головки чертополоха, Бобби качается в гамаке; пятна солнечного света, бабочки, на ухоженных грядках — помидоры, ртутный столбик — на отметке 27 градусов. Сонное летнее воскресенье, когда все благочестивые христиане устраивают пикники, жарят мясо на вертеле. Ни облачка. Подстриженные газоны, яблони, белые водоплавающие птицы. Допустим, что этот день — 4 июля, я после полудня жарю гамбургеры, изучаю уровень своих достижений. Довольный жизнью человек, средних лет, но по-настоящему счастливый. У меня будет хобби. Я застрахую жизнь. Буду чувствовать себя защищенным, пребывая в уверенности, что доллар не обесценится, и деньги всегда будут иметь цену, и цена будет в цене. Брошу курить. Соберусь в Йеллоустон и Диснейленд. Если бы властью обладал я, а не сумасшедшие, я бы потягивал мартини и болел за «Янки», совершенствовался в гольфе и вкладывал деньги в широко распахнутое будущее. Балдел бы от транквилизаторов. Присоединился бы к протестам налогоплательщиков, осуждал инфляцию, оформил завещание, изводил бы своего маклера; сел бы на диету из консервированных макарон и мороженых овощей. Я бы пошел на все это, честное слово. Видел бы сны, которые хочется смотреть вечно. Если бы можно было поверить, я бы обязательно поверил в то, что ядерная война — бабушкины сказки, мистификация, достойная утробного хохота в христианской комедии. Хлопнул бы себя по колену — да это же чепуха, господи! — нет никаких этих бомб, подводных лодок и межконтинентальных ракет. Засыпал бы яму во дворе, засеял травкой, попросил прощения. Да. И жил бы изо дня в день с затаенной надеждой на то, что когда это наконец случится — и раздастся тот самый полночный вой, когда мы вскочим с постелей и земля расползется по швам, когда мы поймем, что невозможное все-таки стало возможным и страх перестанет страшить, когда почудится, что наша песенка спета — даже тогда я, человек неистребимой надежды и воли, в своей святой уверенности до конца буду цепляться за то, что, может быть, Е все-таки не равно мс2, что это всего лишь искусная метафора, и конечное уравнение авось не сойдется.
— Папа, ты сумасшедший, — говорит Мелинда и срывается на крик. — Сумасшедший! Сумасшедший!!!
Доналд Бартелм
Герои
Перевела М. Игнатова
— Нет, ну как же можно, не зная сути, не зная всех дел…
— И не говори, приятель.
— Я сам как делаю: беру «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт», «Бизнес уик», «Сайентифик америкен». И погружаюсь в информацию.
— Угу.
— Иначе решение будет бессмысленно.
— Ну да.
— То есть, хочу сказать, смысл будет, совсем бессмысленным решение быть не может, но: оно не следствие информированности.
— Каждый гражданин имеет право.
— Какое?
— Действовать. В меру сил.
— Ну, имеет.
— А сил не густо. Если не взять на себя труд разобраться во всем.
— К примеру, возьмем кандидата.
— Взяли. Этих кандидатов…
— И не говори. Сотни.
— Ну, и каким образом обыкновенный человек…
— Первый встречный.
— Поймет. Кто эти товарищи на самом деле.
— Пресса. Средства массовой информации.
— То-то и оно. Средства массовой информации. При помощи которых мы узнаем…