Когда я вошел, генерал-лейтенант сидел на лавке у крестьянского стола, заваленного картами и бумагами, и читал книгу. Мне был виден аккуратный пробор, наискось деливший его гладко причесанные седые волосы. В левой руке генерал сжимал потухшую трубку, и маленькие глазки Баро Шыро будто силились прочесть условные знаки стратегической карты, на которой лежала рука генерала.
И мне показалось святотатством вторгаться в сосредоточенный покой этого человека. Тихим, неуверенным голосом произнес я положенные по уставу слова. Генерал захлопнул и отложил книгу.
— Выкладывайте ваше дело, товарищ сержант, — сказал он и привычным, неторопливым движением полез за кисетом.
Я как зачарованный следил за его движениями. Я заметил, что мундштук у трубки новый — верно, она побывала в переделках, но вообще ее берегли: края гладкие, не изъеденные табаком. Прежде чем закурить, генерал продул и выбил трубку, затем чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся.
— Ну, что же вы… давайте… — Сквозь равнодушие его тона проглянуло нетерпение.
Я подыскивал слова, чтобы облечь свой вопрос в наиболее деликатную форму, но ничего не нашел и неожиданно для самого себя выпалил:
— Товарищ генерал-лейтенант, откуда у вас эта трубка?
Он вскинул ресницы, седые с желтоватыми кончиками, вынул трубку изо рта. Я чувствовал по его взгляду, что он отыскивает меня в своей памяти, пытаясь найти разгадку моего странного вопроса. Но, видимо, усилия его оказались тщетны. Он придавил обмозолевшим большим пальцем огонек в трубке и суховато спросил:
— А вам, собственно, зачем это требуется?
Я молчал, как-то вдруг обессилев перед этой загадкой, загаданной мне жизнью. Не дождавшись ответа и даже не заметив этого, он поглядел на трубку тем взглядом, каким смотрят на привычную вещь, таящую в себе остроту старых воспоминаний, и задумчиво, словно для себя, сказал:
— С этой трубкой связана целая история…
— Да… да… история… — как эхо, повторил я.
Генерал снова взглянул на меня: он взял меня на мушку, как снайпер — цель.
— Эту трубку, — продолжал он, — много лет назад мне подарил маленький несчастный цыганенок…
— Под Архиповской… в холодной…
Мне казалось, я теряю равновесие, и бессознательно шагнул вперед.
Скрипнула лавка, генерал-лейтенант резко поднялся из-за стола. Кровь отхлынула от его лица, как бы унеся с собой бурый налет загара, и на побледневшей коже отчетливо и ясно проступили рыжие пятнышки веснушек.
— Братик… — сказал генерал-лейтенант.
