Выбрать главу

— Да. Действительно. Нос вытащат, хвост увязнет, хвост вытащат, нос завяз.

— А знаете, почему плохо в колхозе? — задорно и сердито спросила Родникова. — Потому что молодежи там нет.

Но Мякотин, сумрачно посмотрев на нее, проворчал:

— А молодежь разбежалась, потому что в колхозе плохо.

— Конечно. Значит, надо думать об этом, заинтересовать людей, тогда не побегут.

Курганов попросил:

— Ну давайте, Макар Фомич, рассказывайте.

Беда с готовностью вытащил из кармана засаленный блокнот, послюнявил большой палец и приготовился к подробному и обстоятельному разговору… Удачин и Мякотин переглянулись и оба поднялись.

— Мы, пожалуй, пойдем, — проговорил Виктор Викторович. — «Смерть империализма» мы, конечно, приветствуем. Но дела этого «гиганта», как и его председателя, нам известны.

Михаил Сергеевич обратился к Родниковой:

— А вы? Вы тоже спешите?

— Нет, нет.

— Тогда послушаем вместе. — И, наклонившись к Беде, попросил: — Только вы, пожалуйста, подробнее, Макар Фомич.

Прошел час и еще час, а Беда, Курганов и Родникова все говорили и говорили… Наконец вошла отчаявшаяся Вера и напомнила, что ждут другие приглашенные товарищи.

Курганов подосадовал:

— Эх, жаль, ну да ладно. Отложим, Макар Фомич, наш разговор на денек, на два.

— Хорошо. Я приеду.

— Ну что вы. Зачем же? Завтра или послезавтра я сам буду у вас.

Беда обрадовался, но не поверил. Помолчав, ответил:

— Будем ждать и готовиться.

— Готовиться нечего. Не в гости приеду…

Приняв еще несколько человек, Курганов обратился к Родниковой:

— Ну, а теперь поговорим с вами, а то вы заждались. Начнем с вашей записки в обком…

Глава 4

КОГДА РОДИЛСЯ ХРИСТОС?

Машина мягко шуршала по скрипучему снегу, в кабине было тепло и уютно. Обстановка располагала к разговору, но Костя Бубенцов чувствовал себя стесненно с новым начальником и не знал, как держаться, — то ли заговорить, то ли помолчать.

Костя Бубенцов принадлежал к тому племени шоферов-фанатиков, которые считают, что выше их призвания, значительнее их труда ничего нет и быть не может. Любовь к технике, к машине у него зародилась уже давно, со школьной скамьи, с занятий в школьных кружках. Эту любовь он сохранил и сейчас. Она скрашивала хлопотную и беспокойную жизнь райкомовского шофера, наполняла ее особым смыслом и содержанием.

Машину вдруг тряхнуло на корневищах деревьев, Курганов взглянул на Костю. Лицо шофера сморщилось в болезненной гримасе.

— Вы что, больны?

Костя удивленно взглянул на Курганова.

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— А почему вы морщитесь?

— Так я же на недостатки в собственной умственной деятельности досадую. Забыл про эти чертовы корни. Ведь машине-то от таких выкрутасов и толчков не очень приятно. Да и вас отвлек. Судьба района в мыслях, а тут на тебе — разные подскоки.

— Судьба района… слова-то какие.

— А как же? Я ведь не новичок, понимаю. Вы теперь третий мой хозяин.

Бубенцов возил прежнего секретаря Баранова целых три года, привык к нему, знал все его привычки, друзей и недругов, знал излюбленные маршруты. Приказ Баранова обычно гласил: «Ехать быстро, но спокойно, не отвлекать меня разговорами, ибо в голове у меня судьба всего района…» Обо всем этом, сдержанно вздыхая, думал Костя. О Баранове же думал в это время и Курганов. Они не были знакомы, встретились лишь в приемной Заградина, когда Михаил Сергеевич заходил к первому секретарю обкома за последним напутствием. Познакомились. Баранов с плохо скрываемым раздражением отрывисто бросил:

— А, спаситель Приозерья. Мои так называемые ошибки едете исправлять? Посмотрим, посмотрим.

Михаилу Сергеевичу хотелось поговорить с Барановым, расспросить о районе, о людях, выслушать советы. Но после такой встречи это желание пропало. Он сдержанно ответил Баранову:

— Ну зачем вы так, я же у вас не вотчину отобрал…

Заградин сказал ему о Баранове:

— Мы долго приглядывались к нему. Решать не спешили. Многие о нем отзывались как о волевом, сильном работнике с твердой рукой… Но когда я присмотрелся к нему и к делам в районе тщательнее, — стало ясно, что это далеко не так. Вместо воли — любование своими правами, вместо настоящей организаторской работы — шум и треск, показная сторона, вместо делового разговора с людьми — властный окрик этаким руководящим басом… Конечно, таких «экземпляров» у нас не много, но и не мало. Да, да, не мало, и бороться с ними не легко, потому что кое-кому такой стиль руководства нравится и кажется единственно возможным…