Беда растерялся.
— Точно, право, не помню, но во всяком случае — больше тыщи годов прошло.
— Церковь утверждает, что родился он за один год до нашей эры, то есть тысяча девятьсот пятьдесят один год назад. Да. И при рождении его положили в ясли. Заметьте, Макар Фомич, в ясли. Значит, это устройство уже тогда было известно человечеству.
— Да. Конечно. Но я не понимаю…
— Почему я говорю об этом? Да потому, что у вас их, яслей-то, нет ни в одном стойле. А ведь с полу лошадь берет лишь половину корма, добрую же половину втаптывает в навоз.
Все молчали. Да и что можно было сказать? Еще весной, когда вывозили навоз, поломали ясли, а новые сделать не собрались. Макар Фомич не раз ругал за это завхоза. И сейчас так посмотрел на него, что тот поспешил быстренько пройти по какому-то делу в конец конюшни. А Курганов между тем продолжал:
— Вот, скажем, и навоз. Зачем же хранить его в стойлах? Посмотрите, сколько накопилось… Чтобы выйти из стойла, лошади приходится почти трехметровый прыжок делать. Или вы их к каким-нибудь соревнованиям готовите?
На молочнотоварной ферме, не в пример конюшне, было чисто, и хотя скот был действительно худоват, но содержался в порядке. После обеда пошли в овощехранилище, на дальние займища, где проводилось снегозадержание, по пути завернули на лесопункт. В правление вернулись только вечером. И буквально через полчаса вся изба была полна народу. Никто не уходил, хотя всех семьи ждали ужинать, в окно правления уже не раз постукивали ребячьи руки, напоминая батькам или маткам, что пора кормить свое потомство. Но не до того им было, каждый хотел знать, что же скажет секретарь райкома, что ответит на их просьбы.
Курганов понимал, что люди ждут от него не обычных ободряющих слов, а конкретных, ощутимых дел. Ему и самому хотелось как-то обрадовать людей. И он мог бы сделать это легко. Все, что просила Березовка или даже пять таких колхозов, район мог дать. Но в этом ли был выход? Ведь другим-то артелям тоже надо поднимать хозяйства. Как быть с ними?
— Ну что ж, дорогие товарищи, — задумчиво начал Курганов. — Дела у вас действительно неважные, подбились вы основательно, и помочь вам, безусловно, нужно. Чем, как, в каком объеме — сейчас не скажу, надо прикинуть, рассчитать. Но поможем, обязательно поможем. Но и к вам требование: думайте, думайте, что можно и нужно сделать, чтобы Березовка зажила в полную силу.
— В партии-то, поди, думают о наших делах, — проговорила Прасковья Пыхова. — Скажут, что надо делать.
— Партия думает над нашими делами. Это вы правильно говорите. Но из Москвы каждому колхозу готовый совет не дашь. Что в Березовке делать, давайте думать вместе…
Михаил Сергеевич оглядел сидевших перед ним людей. Все слушали внимательно, с серьезными задумчивыми лицами. Он подумал: верят. Но как сделать, что и как сказать, чтобы верили не только умом, а и сердцем, чтобы дошли эти простые, но важные истины до сознания каждого?
— Надо смотреть, прикидывать, — продолжал Курганов, — что выгоднее. Мне рассказывали, что у вас когда-то было неплохое свинопоголовье. Верно? Наивыгоднейшее это дело, скажу я вам… А река? Она же рядом. Рыба, птица — тоже очень выгодно, если с умом взяться. Конечно, я говорю это ну в предварительном порядке, что ли. Надо самим все прикинуть. Агрономов тоже попросим подумать. Пусть помогут определить, что для вас наиболее выгодно, на что ваши земли больше всего сподручны.
Заметив задумчивость Беды, Курганов спросил:
— Что, Фомич, все сомнения душу гложут?
Беда засмеялся.
— Я вот о чем подумал. Кукуруза, картофель, овощи. Очень хорошо. Только куда я овес дену? Где его посею? А у нас ведь его тридцать га. Мы вот уже несколько лет воюем с райзо, чтобы картофельный клин увеличить, а овес поджать, — и все без толку. Не разрешают.
Курганов долго о чем-то сосредоточенно думал, потом ответил:
— Овес, между прочим, тоже культура нужная. Но вам надо отстаивать свои интересы, доказывать, что выгоднее.
Беда глубоко вздохнул.
— Мозоли на языке набил, доказывая. Куда там… Ты, говорят, не по-партийному рассуждаешь, дальше своей Березовки и видеть не хочешь, не государственный, говорят, ты человек, Беда.
— Неладно, конечно, получается. Ты тут, Макар Фомич, прав. Только вот с какого конца подойти, пока не знаю… Давайте решать сообща.
Разговор продолжался еще долго. Костя уже не раз прогревал машину, шумом мотора нарушая вечернюю тишину улицы. Наконец Михаил Сергеевич поднялся.
— Ну что ж, товарищи, пожалуй, можно кончать.
Вслед за ним вышли все, тесно столпились около машины.