Курганов уловил нотки раздражения в голосе Заградина и звонить стал реже.
…Разговор Заградина по телефону затянулся, и по вопросам, что он несколько раз нервно задавал своему собеседнику, было видно, что разговор шел непростой, касался каких-то очень важных, существенных дел.
— Я понял вас. Но ведь и вы меня поймите, такие материалы за два-три дня не готовятся. Нужны же точные расчеты, с людьми советоваться надо. Колхоз же добровольная артель на своей земле… Не знаю, с какого бока и начинать. Постараемся, конечно, приехать в Москву не с пустыми руками.
Положив трубку, Заградин встал, отошел к окну, долго стоял там, глубоко задумавшись. Затем мрачновато сообщил Курганову:
— Вызывают с предложениями о преобразовании сельхозартелей в совхозы.
Дело было действительно предельно серьезное и большое, это понимали оба, и оба задумались, собираясь с мыслями. Наконец Михаил Сергеевич, не очень уверенно правда, предположил:
— А вы знаете, Павел Васильевич, если поразмыслить как следует, то в этом что-то есть.
— Вот именно, если поразмыслить. Но там последнее время не любят тратить время на размышления. И раз вызывают с цифрами, всеми данными, значит, дело ставится на практические рельсы.
— Ну, значит, там уже все продумали.
— Не знаю. Не уверен.
Курганов в том же, чуть ерническом тоне, продолжал:
— В конечном счете, на селе должна быть единая форма собственности. Помнишь, изучали теорию-то.
— Ну вот, не хватало, чтобы мы с тобой еще теоретический спор затеяли… В конечном счете. Вот именно, в конечном счете. А почему же решают так спешно? Без расчета, без анализа, без подробного изучения проблемы? А их здесь не одна, а десятки, если не больше! У нас немало отличных, крепких артелей. Зачем их-то брать на государственное обеспечение?
— Ну, я не думаю, что это будет касаться всех колхозов.
— Судя по всему — на многие. Рискованно, очень рискованно.
— Без риска большого дела не сделаешь, Павел Васильевич. Ищут товарищи, экспериментируют, пробуют.
— Эксперимент сразу на целой области? А может, и не на одной? Не понимаю. Начинать-то надо бы с экономически отсталых артелей, с тех, которым без этой меры действительно не встать на ноги. Вот по вашему производственному управлению сколько артелей ты бы со спокойной совестью преобразовал в совхозы?
Курганов задумался, что-то подсчитывая в уме.
— Двадцать пять, тридцать.
— А сколько колхозов в зоне?
— Сто тридцать.
— Вот видишь.
— Думаю, что так и будут делать.
— Будем надеяться. Но чувствую, сверху торопят.
После долгого молчания Заградин подытожил свои мысли:
— Идея-то правильная, тут спора нет. Только спешить бы не следовало.
Вызвав дежурного, он попросил:
— Скажите, чтобы чайку нам принесли.
…Курганов рассчитывал пробыть у Заградина минут тридцать — сорок, а сидели они уже около двух часов.
Так как беседа приняла не совсем официальный характер, Курганов счел возможным задать Заградину вопрос, особо его донимавший.
— Извини, Павел Васильевич, и не сочти это за упрек. Но за последнее время я что-то не узнаю тебя. Нервный стал, резкий какой-то. Вот на последнем активе речь твоя — больно уж сурова, непримирима.
— А что прикажешь делать? По головке вас всех гладить? Особых оснований для этого у нас нет. Дела-то в области идут далеко не так, как хотелось бы. Вот взять хотя бы ваше Приозерье. Мы на активе вас не очень тронули, есть и похуже вас. Но ведь итоги-то, скажем прямо, тоже не блестящие. По урожайности еле-еле до среднеобластного уровня дотягиваете.
— Для наших земель и в этом, и в прошлом году урожай был по зерновым не так уж плох. Пшеница, рожь, овес, ячмень уродились хорошо, жаловаться грех. Новые культуры, верно, не идут. Ни кукуруза, ни сорго…
— А почему с пропашными не ладится? Ведь, как известно, ты сам всегда ратовал за эти культуры.
Курганов тяжело вздохнул:
— Что верно, то верно, с пропашными справляемся неважно. Тут и севообороты, и семена, и агротехника хромает. А порой и то, что вырастили, в земле остается. Культуры эти трудоемкие, людей в деревне мало, техника же эту нехватку пока не компенсирует. Раньше на уборку райкомы все силы бросали — предприятия, учреждения, служащих, студентов. Сейчас куда труднее стало. Обращаемся к заводам, нам говорят — своих дел по горло. Да и указаний нет. А указания эти вправе дать только промышленный обком или совнархоз.
— Знаю, Курганыч, все это я знаю. И думаю об этих закавыках денно и нощно. Ты вот звонил тогда по клеверам и «Сельстрою». И знаю, обиделся. А ведь другого я ничего сказать не мог. Не все мы можем, не все удается решить, как бы ни хотелось. Ты вот говоришь — резковата была моя речь на активе. Да, верно. Но согласись, все мы и в Ветлужске, и в Приозерске делаем далеко не все, что можем и что должны. Вот потому-то и речь была непримиримой, как ты выразился. Есть немало объективных обстоятельств. В системе управления экономикой не все ладно, перестройки какие-то не удались. Все это верно. Но согласись, если мы будем прятаться за них, дела не поправим. — Заградин вздохнул, посмотрел на часы. — А ты говоришь, резкий да злой. Поневоле будешь и злым, и непримиримым.