И еще картина. Вот Василий в доме Корягина. Хозяйские повелительные нотки в голосе Степана Кирилловича, когда он хвастливо наставляет его, как вести дела, субботние и воскресные «чаепития», начинающиеся с водки и кончающиеся ею же.
Год-два, а потом и он, Василий Крылов, будет так же крякать после выпитой чарки, так же будет лосниться его лицо, и так же, как и тесть, он будет хитро мудрить над тем, как выгоднее жить…
Нет, Зинаида Степановна, это не для нас.
…Комитет комсомола собрался вечером в читальном зале клуба. Часам к семи все ребята были на месте. Задержался лишь сам Василий. Он зашел в правление колхоза, чтобы пригласить на заседание комитета Корягина.
Зашедшая в правление колхозница сказала Василию:
— Велел сказать, что не придет к вам, некогда ему.
— Ну что будем делать? — спросил Василий комитетчиков.
— Как что? Сегодня же сообщить в райком.
— Он-то уверен, что мы только попугаем его…
— Ну и пусть надеется.
Зина сидела, опустив голову, не глядя на товарищей. Когда ее попросили, чтобы она сказала свое мнение, Зина даже не подняла головы:
— Не знаю.
…Комитет комсомола поручил Василию Крылову утром выехать в Приозерск и доложить райкому партии о случае с зерном…
С комитета Зина ушла первой. Вслед ей дружно раздалось:
— Зинуша, возьми батьку в оборот… пусть одумается…
Проходя мимо Василия, она встретилась с ним взглядом и тотчас отвернулась.
— А ведь ей очень тяжело, ребята, — проговорил кто-то.
Глава 9
ПИТОМЕЦ ТИМИРЯЗЕВКИ
Сгущались сумерки зимнего вечера. В холодном, аспидно-черном небе одна за другой загорались далекие голубоватые звезды. Снег скрипел под ногами, предвещая крепкий мороз.
Нина Родникова торопливо шла домой. День сегодня выдался беспокойный, хлопотливый, она устала, а сейчас еще донимал холод. Хотелось поскорей оказаться в теплой, натопленной комнате, выпить горячего-горячего чая, а потом, устроившись около горячей печки, взяться за книжку. Сегодня Нина купила в райкомовском киоске томик Леонида Андреева, и ей не терпелось полистать его, перечитать любимые рассказы.
Она уже хотела подняться на крыльцо, как ее окликнул Удачин. Нина остановилась.
Виктор Викторович, видимо, спешил — дышал учащенно, говорил чуть сбивчиво.
— И бежите же вы… Что так торопитесь?
— Холодно! — И Нина выдохнула клубистую сизоватую струю. — Видите? Совсем промерзла, пойду пить чай.
— А меня угостить не собираетесь?
— Отчего же, — несколько замявшись, ответила Нина. — Зайдите.
— Спасибо, Нина. Так тяжко на душе. Хоть вы поймите.
— Случилось что-нибудь? Ну идемте, дома расскажете.
…Отношения между Удачиным и Ниной Родниковой давно уже были предметом глухих разговоров в Приозерске.
Началось это еще в первые дни после приезда Нины в район. Как-то в хмурый осенний день Удачин возвращался из Ветлужска. На шоссе, километрах в тридцати от Приозерска, стоял автобус — с ним, видимо, что-то случилось, и пассажиры толпились около, терпеливо дожидаясь, пока шафер починит поломку. Когда «эмка» Удачина, обходя автобус, чуть уменьшила ход, к ней устремилось несколько человек. Виктор Викторович сразу заметил Родникову. Она стояла поодаль, на бровке шоссе, не обращая внимания на машину и кутерьму около нее.
Костя Бубенцов тоже заметил девушку. Он обменялся взглядом с Удачиным, сразу понял его и объявил нетерпеливым пассажирам:
— Граждане, мы подвезем вот эту гражданочку, она с вещами. Так что уж извините нас. — Он выскочил из машины и предложил:
— Пожалуйста, гражданочка, — и подхватил чемодан, не особенно дожидаясь согласия Нины. Потом подошел к какой-то старушке, сидевшей на своих узлах, помог и ей забраться в автомобиль.