Теперь о некоторых других вопросах, поднятых в записке. О разделении обкомов. Считал и считаю, что этот эксперимент себя не оправдал. Доводов и аргументов можно привести множество, в записке они изложены. Некоторые из них позвольте привести и здесь. Замена сложившихся организационных форм и принципов должна быть подсказана самой жизнью, практикой. Жизнь же не подтвердила целесообразности подобной реорганизации. При перестройке был, по моему мнению (да, насколько знаю, не только по моему), неоправданно изменен принцип строения партийных организаций по производственно-территориальному признаку, действовавший, как вам хорошо известно, еще во времена Ленина и затем вновь закрепленный в Уставе КПСС, в том числе и в ныне действующем Уставе, принятом XXII съездом партии.
— Ну-ну, и что же дальше? — сердито обронил Хрущев.
— Край, область, район, — продолжал, заметно волнуясь, но вместе с тем уверенно и убежденно Заградин, — это единый живой организм, где все переплетено и взаимосвязано, и потому не только трудно, но, по существу, и невозможно разорвать отдельные звенья этого организма без серьезного ущерба для дела. Как, опять-таки, показывает сама жизнь, в результате перестройки усложнились условия работы с кадрами, значительно уменьшилась возможность оказания помощи селу со стороны промышленных центров, ослаблены связи города с деревней, возникли затруднения и неудобства в обслуживании населения по линии культуры, народного образования, здравоохранения. Все мы, разумеется, делали и делаем все возможное, чтобы свести до минимума создавшиеся трудности, но до конца их преодолеть никак не можем. К тому же проведенная реорганизация породила обстановку нервозности и неуверенности в работе, она лишила людей перспективы, подорвала у них веру в свои силы.
— Да читал, читал я вашу аргументацию. И сказал уже — не согласен с вами.
Заградин тяжело вздохнул и вымолвил:
— Очень сожалею об этом, Никита Сергеевич. Теперь о совхозах. Да, вы правы, для части наших колхозов это выход. Но лишь для части. Следует разобраться с перспективой каждой артели, и если она не сможет встать на ноги при существующей форме хозяйства — решать. Но не забывать при этом, что для упразднения колхозов время еще не наступило, им предстоит еще длительное время существовать и развиваться. Да и по личному хозяйству колхозников напрасно, как я полагаю, ударили. Я уже не говорю о том, что вообще оказался нарушен принцип материальной заинтересованности колхозников и рабочих совхозов в подъеме общественного хозяйства, правильного сочетания общественных и личных интересов, равно как и некоторые другие экономические законы развития социалистического хозяйства. Отрицательно дают себя знать и часто проявляющаяся недооценка роли специалистов сельского хозяйства, ученых, принижение их ответственности за положение дел в колхозах и совхозах, администрирование в руководстве сельским хозяйством. Нельзя не видеть и усиливающейся миграции сельского населения, что имеет свои серьезные причины, об одной из которых я уже сказал. Люди, и особенно молодежь, покидают деревню, стремятся уйти туда, где лучше материальные и бытовые условия.
Хрущев с прищуром посмотрел на него и сказал:
— Есть такая побасенка украинская. Утонула жена у мужика. Он идет по берегу и все зовет свою Одарку. Соседи говорят: чего же ты навстречу течению идешь? Утопленницу-то в низовьях реки искать надо. Мужик только рукой махнул: «Не знаете вы моей Одарки. У нее всегда все наоборот». Догадываетесь, к чему я эту побасенку привел?
Заградин понял, что продолжать говорить ему сейчас не имеет смысла. Да, собственно, главное он уже сказал. Некоторое время постоял молча и тяжело опустился на стул.
— И по поводу критики культа у вас особое мнение, и реформы на селе вам не по душе. Все за высокие материи беретесь! А что с областью делать будем?
— Дела в области вы сами разобрали столь подробно, что, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Будем поправлять, если доверите. Что же касается критики культа личности, то мое мнение с мнением партии не расходится: вместе с партией я за всестороннюю и объективную оценку роли Сталина в жизни страны. Вопрос этот большой и сложный, он требует отдельного разговора. Но думаю, что мы и так вас основательно утомили.
Хрущев поднял на него взгляд.
— Меня, Заградин, утомить нельзя, я, знаете ли, из крестьян, да еще шахтерскую закалку получил. — Хрущев обвел взглядом всех сидящих за столом и продолжал:
— У нас много любителей покалякать о мировых проблемах. Но ваше дело — подъем области. Хлеб, мясо, молоко нужны людям. И не когда-то, а сейчас. Этим живет сейчас вся страна. Этой задачей. А она не легко и не просто решается в, наших условиях. Три четверти товарного зерна мы получаем в зоне рискованного земледелия. Если в США районы, где достаточное увлажнение сочетается с благоприятным тепловым режимом, занимают шестьдесят процентов территории, то у нас всего один процент. Засухи мы переживаем каждые три-четыре года, а американцы два-три раза в столетие. Вот почему я так ратую за кукурузу, сою, свеклу, сорго. Вот почему выступаю против травополки, за максимальное использование пахотных земель и за многое-другое. Вот почему стою за то, чтобы колхозник не ковырялся в своем огороде, а отдавал все силы общественному, артельному хозяйству. Много предстоит дел в деревне. Много. Поставим ее на ноги, конечно, только дела надо вести не так, как в ваших Ветлужских краях.