В тот день в первом эскадроне красногвардейского отряда появился новый боец.
Рядом с рослым и плечистым отцом Павел казался особенно маленьким и щуплым. Но в глазах его было столько какой-то суровой решимости, что бойцы приняли его как взрослого, с чувством скупой дружеской ласки.
Крутое, вихревое тогда было время. Много чудесных, удивительных людей полегло, много замечательных жизней оборвалось на полях Дона, Кубани, на широких степных просторах Украины. Навсегда остался лежать в крымских степях и Василий Заградин. В Черемшанку, в пустой, совсем осиротелый и ветхий дом Павел вернулся один.
Шли голодные, холодные и… удивительные двадцатые годы.
По заданию укома партии Павел едет восстанавливать шахты.
Как воздух был нужен уголь, топливо, чтобы наполнить топки паровозов, оживить потухшие котлы московских, тульских, коломенских, серпуховских заводов и фабрик, чтобы отопить и осветить квартиры горожан. Многие районы подмосковного угольного бассейна тогда были только обозначены на маркшейдерских картах геологов, были лишь застолблены инженерами для будущих разработок. А действовавшие шахты почти все были выведены из строя. Только в Скопине под Рязанью да в Донском несколько шахт могло давать бурый, смолистый уголь. И хотя шахты были допотопными, полукустарными предприятиями, все же решили использовать и их, раз они могли дать хоть немного энергии и тепла. Но возродить шахты оказалось не простым делом.
Это, однако, не обескуражило комсомольский отряд и его вожака Павла Заградина. Сутками ребята пропадали в подземелье — откачивали затопленные штреки, разыскивали по забоям обушки и лопаты, по винтику собирали и как зеницу ока круглосуточно охраняли подъемную машину.
Ели только хлеб, черствый, затвердевший, запивая его кипятком. Но скоро из Скопина по заржавленным железнодорожным путям пошли длинные, расхлябанные составы с углем для Тулы, Коломны, Москвы.
Да, у Павла Заградина была та добротная закалка, которая помогала ему делать многое, что другим казалось невозможным, добиваться результатов там, где их уже не ждали, выходить из безвыходных, казалось, положений.
Жизнь бросала его в десятки самых разных мест. Он строил Магнитку и Горьковский автозавод. В него стреляли кулаки на Ставрополье, когда создавались первые колхозы. Убежденные его проникновенным словом, шли на штурм коварных плывунов строители московского метро. А перед самой войной Заградин возглавлял в Мосбассе одну из крупнейших городских партийных организаций.
Здесь-то он и узнал Курганова. Парторг шахты 17-бис понравился ему сдержанностью, серьезностью, неторопливым, вдумчивым отношением ко всему, что делал, слушал, говорил.
Тогда у шахтеров был глубокий прорыв с добычей угля, и начальник комбината в присутствии Заградина беседовал с руководителями трестов и шахт, требуя одного — увеличения добычи. Дошла очередь и до семнадцатой шахты. Начальник комбината назвал цифру, дополняющую план. Начальник шахты молча согласился. Парторг, однако, возразил:
— Повышать план шахте нельзя, работаем на пределе. Через месяц — пожалуйста — триста тонн можете прибавлять, а не сто.
— Почему именно через месяц? На что рассчитываете?
— Войдут в строй два новых забоя.
— Значит, вы усилили подготовительные работы за счет очистных, то есть за счет добычи?
— Мы идем в плане.
— Сейчас нас интересует уголь, а не прожекты, товарищ Курганов. Затея с форсированием подготовительных работ несвоевременна. — И, обращаясь к начальнику шахты, сердито, отрывисто бросил: — С завтрашнего дня все бригады на добычу. Прибавляем к ежесуточному плану сто тонн.
Но Курганов возразил вновь:
— С подготовительных работ людей не снимем. Поэтому сто тонн не планируйте. А прибавить уголька попробуем. Думаю, тонн пятьдесят осилим.
Начальник комбината возмутился:
— Я не понимаю, кто у вас командует шахтой?
Курганов, пожав плечами, спокойно ответил:
— Шахта — это прежде всего люди, а ими не командуют, ими руководят…
Заградин, сосредоточенно слушавший спор, негромко сказал:
— Ничего, пусть дают пятьдесят тонн. А через месяц поднимите им план на триста. Посмотрим, твердое ли слово у парторга шахты.
— Хорошо, договорились, — спокойно ответил Курганов и встал. Когда все вышли из кабинета, начальник комбината заметил с раздражением:
— На семнадцатой у нас не начальник, а рохля.
— Зато парторг, по-моему, с головой, — с улыбкой проговорил Заградин.