В наступившей тишине раздался голос Озерова:
— Товарищ Курганов, а как быть тем товарищам, которые сами любят поросятинку с хренком? Которые сами кое-что имеют из колхозной живности? Как им-то ехать с таким заданием в колхозы?
— Отвечу на ваш вопрос, товарищ Озеров. Партия предупредила всех — не трогайте колхозное добро. И дала возможность исправить допущенные ошибки. Кто этого не сделал, пусть сделает сейчас, пока еще не поздно. Ну, а упрямым мы напомним, что такое партийная дисциплина…
После совещания в кабинет Удачина зашли Мякотин, Никодимов и еще несколько районных работников. Все молчали. Удачин зло спросил:
— Ну что молчите? Говорите, зачем пришли.
— Посоветоваться надо, Виктор Викторович. Дело-то ведь не шуточное, — озабоченно проговорил Никодимов, худой, высокий, с вечно хмурым лицом.
— Да, шутки кончились, — съязвил Удачин.
— Вот дома шуму будет, если возвращать скотину придется, — протяжно произнес Мякотин. — Не приведи боже…
— Круто берет товарищ Курганов, ничего не скажешь. Как бы не поскользнулся… — Удачин проговорил это ни на кого не глядя, отвечая каким-то своим мыслям.
— Хоть посоветовался бы. Так нет, куда там, все сам, — с озлоблением пробурчал Никодимов.
Мякотин поморщился.
— Не о том говорите. Характер у нового крутоват. Это верно. Да сейчас это дело пятое. Что делать, вот о чем следует толковать.
Все вопросительно глядели на Удачина, а он сидел молчаливый, злой, тяжело облокотившись на покрытый зеленым сукном стол. Наконец, хмуро взглянув на собеседников, медленно проговорил:
— Надо вернуть колхозам скот.
— Виктор Викторович! Да вы что? — Никодимов вскочил со стула. — Я, например, за все уплатил, буквально за все. У меня все законно, все тютелька в тютельку. Чист по всем статьям.
Удачин нехотя взглянул на него и, чуть пожав плечами, проговорил:
— Сколько вы заплатили за телку? Гроши.
— А сколько бы ни было. Важен факт.
— Вот именно. И если ты хоть что-нибудь понимаешь в своих прокурорских делах, то должен знать, как этот факт обернется.
— Значит, возвращать? — упавшим голосом переспросил Мякотин.
— Ничего. Это на пользу, — ответил Удачин, — будете знать, что такое новая метла.
На совещании у Курганова некоторые районный работники почувствовали себя неважно, когда Озеров задал свой каверзный вопрос. Никодимов вспомнил о своей ласковой, глянцевитой телочке, что была год назад привезена ему Корягиным. Ключарев сразу представил себе, что будет с его многочисленным «табуном» уток и гусей, которые так хорошо откармливались на одном из колхозных прудов. А начальник райотдела милиции, любитель верховой езды, вспомнил, что его Метеор — трехлеток чистых кровей — имеет своей родиной колхоз «Октябрь»… Немалые основания для раздумий имели и Удачин с Мякотиным.
Нельзя сказать, что они выделялись из актива своими наклонностями к личному хозяйству. Нет, но светлого примера собой все же не являли. Иван Петрович Мякотин мог бы, конечно, заявить, что сам-то он категорически против всяких телок и поросят. Зачем они, собственно, ему? Но… чего не сделаешь, чтобы было спокойно дома? Потому-то и пришлось уступить настояниям жены. Правда, за телку он уплатил. Имея уже некоторый опыт, он быстренько перевел по почте и стоимость двух поросят, что прислал ему Корягин. Но видишь, как Курганов все поворачивает. Кто берет из колхоза — тот враг. Скажет тоже. Выходит, что он, Мякотин, всю жизнь отдавший организации колхозов, — их враг? Нет, товарищ Курганов, действительно вы того, крутовато берете. Скоро, однако, эти воинственные мысли прошли, сменились сомнением, и Мякотин не мог не признать, что Курганов прав, и стал нещадно упрекать себя:
— Зря послушал свою ведьму…
Когда он, сумрачный и злой, пришел домой, Вероника Григорьевна тревожно спросила:
— Что случилось? Неприятности?
— Скотину велено вернуть.
— Какую скотину?
— Самую обыкновенную — телку, что во дворе стоит. Поросят…
— Да ты что? Нашел чем шутить. Зорька уже вполне сложившаяся корова. А поросятам я скормила черт те сколько разной разности, а теперь вернуть?
— Да, вернуть. И чем скорее, тем лучше.