— Но ведь за них уплачено. Я спрашиваю тебя, уплачено?
— Допустим.
— Ну и все. Скорей я тебя в дом не пущу, чем отдам Зорьку.
— Меня ты можешь не пускать, но Зорьку все равно отдашь.
— Знать ничего не знаю, слышать ничего не хочу. А если ты такая тряпка, что не можешь отстоять какую-то паршивую коровенку, то грош тебе цена. Какой же ты, к черту, председатель?
— Боюсь, что так думаешь не только ты… — Иван Петрович замолчал и прошел в свою комнату.
Утром Мякотин (чуть ли не впервые в жизни) показал, что он, уж если на то пошло, все-таки хозяин в доме… Корова и поросята были отправлены по старым адресам. Все это поразило Веронику Григорьевну до такой степени, что она слегла.
Иначе прошло обсуждение этого вопроса в семье Удачиных. Людмила спокойно заявила, что раз нужно, то готова расстаться и с Пеструшкой, и поросячьим семейством, тем более что душа у нее к ним не лежит.
Глава 11
ТУЧИ СОБИРАЮТСЯ НЕ СРАЗУ…
Николай Озеров неделю отсутствовал в Приозерске — ездил в область на семинар. Вернулся только вчера и попал прямо на совещание к Курганову. Номер газеты готовился без него, а в нем шла целая полоса, посвященная итогам комсомольского рейда по торговым точкам. Материал был довольно резким и вызвал у Озерова сомнение — все ли в нем достоверно? Николай заглянул к комсомольцам. Здесь было шумно, весело, суматошно. Настроение приподнятое, воинственное. Редактор выложил ребятам свои сомнения, а они выложили перед ним еще целую кипу материалов. Озеров успокоился. Однако позже вечером, когда Николай уже собрался уходить из редакции, позвонил Удачин. Он предложил материалы рейда пока не публиковать, задержать. Легко сказать — задержать, когда тираж номера на выходе. Озеров долго не соглашался, но Удачин настойчиво повторил свое требование. Что было делать? Публиковать материалы, несмотря на запрет секретаря райкома? Он мог это сделать, но номер готовился без него, и глубокой убежденности в том, что поступить надо именно так, у Озерова не было. Он решил материалы рейда снять. С трудом подобрали подходящую замену из загона, скрипя сердце раскатали последний рулон бумаги, и уже под утро исправленный номер пошел в печать. Настроение у Озерова было скверное. Он злился и на себя, и на Удачина, и на всех работников редакции. Особенно его огорчил молоденький наборщик — Цыпкин, или Цыпа, как его все звали. Он стоял у кассы и, споро набирая какую-то заметку, словно не замечая Озерова, говорил:
— Конечно, чтобы такой материал опубликовать, редактору надо кое-что иметь. Например, характер. А такое у нас не водится.
Весь следующий день Озеров возился с материалами рейда. Перечитал все акты комсомольских постов, письма, что были в редакции, выписки из жалобных книг, вновь и вновь вчитывался в подборку, что снял с номера.
Да, материал резкий, но факты — никуда не денешься, они налицо. «Не понимаю, почему Удачин против? Зачем задержал публикацию? Придется пойти к Курганову. И к Удачину придется зайти», — подумал Николай. Это было неприятно. Взаимоотношения редактора и второго секретаря райкома были натянутыми. Удачин то нещадно ругал газету, то вдруг начинал ею интересоваться до того, что читал планы номеров, гранки, полосы. Озерову такая опека не нравилась, и он не раз говорил об этом Удачину. Тот обещал как-нибудь вырвать время встретиться для подробной беседы, но встреча все откладывалась. Правда, особой потребности в ней Озеров, как и Удачин, тоже не испытывал.
Войдя в кабинет Виктора Викторовича, Николай по недовольному виду хозяина понял, что тот не в духе.
— Вы, товарищ Озеров, имейте в виду, что мы вам потакать не будем. Я, во всяком случае. Что-то там проверяете, что-то обследуете, что-то контролируете. Кто вам это поручал? Кто знает об этих ваших мероприятиях? Никто. Гробите наших виднейших работников района. И опять мы не в курсе. Вы что же, хотите стать выше районного комитета партии? Не выйдет, товарищ Озеров.
— Но послушайте, Виктор Викторович…
— Нет, уж вы послушайте, Николай Семенович, раз пришли. Перед нами гигантские задачи — вы должны быть набатом, зовущим колоколом, сиреной. Да. Сиреной. Звать трудящихся к борьбе.
Озеров удрученно думал: «Глухарь. Настоящий глухарь. Тот, когда поет, то любуется своим цоканьем и ничего не слышит. И этот так же…»
— Виктор Викторович, почему вы все-таки велели снять материал рейда? Может, у вас какие-то дополнительные сведения есть? Может быть, они опровергают итоги проверки?
Удачин резко повернулся в кресле, вперил свой взгляд в Озерова.