Слова Курганова оторвали его от этих воспоминаний.
— Надо воевать против таких явлений, воевать. Если материалы верны, то почему вы их маринуете? Что, боязно? Так боязливым за такие острые участки, как газета, не надо браться. И еще. У нас есть пока люди, которые хотят легко жить. Надо обрушиваться на них. Всеми силами. Мы очень слабо разъясняем один из наших основных законов — кто не работает, то не ест. Порой у нас получается так, что кто не работает — тот ест даже лучше… Затем по самодурству надо бить. Много у нас этаких князьков развелось. Я председатель — что хочу, то и ворочу. Показывать таких… Всему честному народу. За пропаганду агротехники беритесь. Да как следует. Плохо с этим делом у нас.
Курганов говорил не спеша, обдумывая каждую фразу. Озеров торопливо записывал.
— Вы поймите, товарищ Озеров, что надо вздыбить весь район, все силы поднять. Спят люди, будить их надо. Разуверились они. В колхозных делах разуверились. Надо их веру возродить. И все это надо делать не откладывая, а сейчас… Как видите, дел много…
Когда разговор подошел к концу, Озеров спросил:
— Михаил Сергеевич, а как быть с торговцами? С материалами рейда?
— А что тут неясного? Там у нас до черта безобразий. Воров и жулья развели — девать некуда. И комсомольцы молодцы, что проверили их. Это я им рейд посоветовал. Но коль у товарищей появились сомнения — проверьте все еще раз, разберитесь. Шельмовать честных людей не надо, но и жуликам поблажки не давать. Вот и все.
Когда Озеров вышел из кабинета, Курганов задумался Озеров ему определенно нравился, но из головы не выходили слова Удачина: «С ущербинкой человек…» «Приглядеться надо, — думал Михаил Сергеевич. — Обязательно приглядеться. Чем он там не понравился Удачину? Почему?»
…Возвращения Озерова от секретаря райкома ждали все работники редакции. Как только он вошел, его забросали вопросами:
— Что он сказал? Что ему не нравится? Как отозвался о газете?
— Говорит, что только голубков и виньеток не хватает.
— Это как понимать? Что он имеет в виду?
Вопросы сыпались один за другим, и Озеров поднял руки вверх, призывая свою немногочисленную аудиторию к молчанию. Но где, когда, какой газетчик может успокоиться, не узнав, что его интересует и занимает? Это бы противоречило законам, традициям, кодексу журналистской чести, если хотите. И Озеров, зная это, поспешил удовлетворить любопытство своих собратьев по перу.
— Сказал, что газета гладкая и спокойная.
— Вот это оценочка…
— Ну уж это слишком…
— Почему слишком? Верно.
— Почему верно?
— А почему не верно?
Замечание Курганова взбудоражило людей.
Нетерпеливо прервав кого-то из говоривших, аудиторией овладел Олег Звонов. Газетчики переглянулись между собой, кое-кто улыбнулся, но все затихли. По их лицам можно было видеть, что они ждут чего-то занятного.
На сегодняшнее внезапное совещание работников редакции Звонов пришел с опозданием. Но не в его характере было молчать, тем более что он услышал довольно странные высказывания. И то плохо, и это, и язык сух, и остроты нет, и «простыней» много. Это был, конечно, явный намек на его крупные работы — очерки, подвалы. Вот почему Олег сразу обрушился на выступавших.
— Что это вы тут расходились, господа сенаторы? Или Цезарь вдали от Рима? Что вам так не понравилось в нашем органе? Что вы так полощете его? Разве мы не жжем глаголом сердца людей? Разве не корчатся от наших критических стрел разные бюрократы и нерадивые руководители? — И пошел, и пошел… — Уж не так-то у нас плохо, черт возьми… — Речь Звонова, может быть, длилась бы и дольше, но кто-то, улучив короткую паузу, заметил:
— А вот товарищ Курганов говорит, что газета наша плохая.
Звонов поперхнулся, подумал самую малость и тут же продолжал:
— Знаю. В курсе. Был я у него. Толковали довольно подробно. И, конечно, товарищ Курганов, он смотрит в корень. Я с ним согласен. В основном и я то же говорю…
Раздался хохот. Звонов хотел продолжать, но все шумели, смеялись, и он сел, обиженный на всех и вся. Опять его не поняли…
Глава 12
ПОЕЗДКА С БОЛЬШИМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ
