Ему ответил чернявый:
— Тут главное в том, как исполком работает. Вот в чем вопрос.
— Какой исполком? — удивленно спросил Озеров.
— Вот этот, — широко усмехнувшись, разъяснил веселый собеседник и постучал себя по лбу. Озеров весело рассмеялся. Пожилой мужчина вдруг спросил:
— Не слышали, говорят, новый секретарь приехал в Приозерск. Здорово, говорят, подкручивает. Собрал все районное начальство и говорит: «Ну-ка, проверим, не обижает ли кто колхозы?» Да и посылает всех их, начальников-то, по деревням, проверять. Ну, многие, конечно, готовы: дескать, хоть сейчас. А некоторым туго, на секретаря не смотрят. Прокурор вдруг животом замаялся, начальник райзо тоже заявил, что ему операцию делать самое время, грыжа одолела. А почему? Потому что несподручно ехать. Прокурор не одного порося съел, да еще и телку, говорят, прихватил. Поневоле животом замаешься, как к колхозникам-то ехать. Ну и некоторые другие по тем же причинам разные недуги почуяли.
— К нам тоже уполномоченный приехал. Поди, по этим же делам, — проговорил парень.
— Кто приехал-то?
— Озеров — редактор районный.
— А… — все так же весело протянул чернявый. — Корягин его в два счета обштопает. Нашему Кириллычу палец в рот не клади, сразу руки не будет. — Чернявый говорил так, что было трудно понять, то ли он осуждает Корягина, то ли восторгается им.
— Есть такая поговорка — как веревочке ни виться, а конца не миновать, — в раздумье заметил Озеров… — Ну как спрячешь, если, допустим, кому-то отпускали поросят? Ведь это не иголка. Верно?
— Верно-то оно, конечно, верно. Только не совсем. Поросята, они ведь тоже животина смертная. Многие того… допустим, будто душу богу отдали. По акту-то. А на самом деле прокурорских гостей ублажали… Или еще ход. Молочный поросенок — что он стоит? Или, допустим, трехмесячная чушка? Гроши. Ну, а если подкормить с полгода? Это уже порядочная свинья. Но взять-то, взять-то за нее можно как за молочного поросенка? В книгах же все тютелька в тютельку.
В сущности, Озеров должен был бы знать все эти нехитрые приемы жуликов и их покровителей. Да, он слышал о подобном, и не раз, но ему предстояло не только обнаружить эти комбинации, а и доказать.
Новые знакомые скоро распрощались и ушли, а молодой парень подсел к Озерову.
— Ночевать-то где думаете?
— Да советовали у Фоминой остановиться, говорят, хозяйка гостеприимная.
— У тетки Настасьи? У «последних известий»? Правильно.
— Как вы сказали? У «последних известий»? Почему?
— Да у нас так зовут ее. Пошли. Провожу вас до дома.
Фомина встретила Озерова ворчливо, но добродушно. Это была крупная старуха с уверенным и спокойным выражением лица, с сухими узловатыми руками. Все — и ситцевое в горошек платье на ней, и дорожки на полу, и занавески на окнах, и скатерть на столе — все сияло чистотой и уютной опрятностью. Озеров, довольный, огляделся и еще раз стал извиняться за неожиданное и позднее вторжение.
— Да ладно уж, не извиняйся. Я привычная. Все начальство в моей горнице ночует, хоть и не любит этого наш председатель.
— Не любит? Почему же?
— Говорит, что в курс колхозных дел ввожу.
— А что же тут плохого? Ему же, Корягину, легче.
— Я тоже так думаю, а он не согласный. Чай пить будешь или уже пил?
— Пил, спасибо.
— Ну пил так пил. Хорошо. Тогда иди устраивайся на отдых.
Озеров хотел поподробнее поговорить с Фоминой, но видел, что из-за позднего времени хозяйка к разговору не расположена. Перемолвившись еще несколькими словами, он ушел в горницу и лег спать. «Утро вечера мудренее», — подумал Озеров и не ошибся. Утром разговор затеялся сам собой.
— Ну как дела, мамаша? — бодро спросил он, сидя за завтраком.
— Это ты про какие дела меня спрашиваешь?
— Ну, про колхозные, конечно.
— Колхозные наши дела известные.
— Это верно. По району вы в отстающих не числитесь. Но…
— Что же это вам не по нраву у нас?
— Скажу, Настасья Фоминична. Скажу. Вот я сохранность имущества, живности разной проверяю и удивляюсь. Все в полном порядке. А ведь знаем — дарили и продавали. Далеко, значит, концы спрятали.
Настасья Фоминична долго молчала, сосредоточенно вглядываясь в широкие, белесые от частого мытья половицы, словно ожидая увидеть сквозь них что-то важное. Потом заговорила:
— Когда этот декрет вышел, ну, чтобы, значит, все колхозам вернуть, мы очень обрадовались. В самом деле, подумай, до чего дошли? Нахлебников-то около колхоза будто тараканов развелось. Ну и, значит, этот декрет от партии — очень хороший декрет. Но ведь опять же правду говорит народная мудрость — дурная рука и золото в пустель превратить может. Оно, конечно, сейчас тише стало, куда тише. Того уже нет, чтобы мед, барашков да поросяток возами в район возили. Нет этого. Греха на душу брать не хочу, наговаривать не буду. Ну, а что отдали да продали, не вернуть, с воза упало — считай, пропало.