— Агитировать за село нам придется многих. К сожалению, далеко не все у нас понимают, что происходит в деревне.
Курганов встал тоже и, когда Заградин замолчал, со вздохом заметил:
— Могу только подтвердить ваши слова. Когда на селе побываешь — сердце кровью обливается. Очень трудное положение во многих колхозах, очень трудное. Как война подорвала их, так на ноги никак и не встанут. Долги у некоторых артелей такие, что и за пять лет не рассчитаются, замороженные счета — обычное явление… Беспокоится у нас кто-нибудь о деревне? Ведь не только в наших ветлужских колхозах такое положение. У соседей тоже не лучше. Почему же никто всерьез не задумывается об этом? Почему?
Заградин молча походил по кабинету и, остановившись против Курганова, проговорил:
— Вопросы твои правильны. Резонны. Только позволь, коммунист Курганов, спросить, а кто будет отвечать на эти вопросы? Сердце, видите ли, кровью обливается. Трогательная фраза, а пустая. Хочу, чтобы ты понял мою мысль: битву за село нам надо начинать с себя. Нам, коммунистам, надо уяснить, что дело зашло далеко. Очень далеко. Значит, ответы на твои вопросы должны дать не кто иной, а мы с тобой. Понимаешь, мы сами. И не словами, а делами. Урожаем. Область наша одна из крупных в России. Уступаем по размерам и населению только Московской. А с урожаем — мы в числе самых отсталых. Да что тебе толковать — ты и сам знаешь: зерновых в прошлом году собрали по десять центнеров с гектара. Это же горе, а не урожай. А картофель? Он всегда замечательно родился на наших почвах. А получили всего по семьдесят — восемьдесят центнеров. А овощи? Пойди в магазин и купи капусту, морковь, лук. Днем с огнем не найдешь. И это в области, где протекают Ока, Ветлуга, Славянка, Таех, Протва, где полно озер, приречных пойм. Ну, в общем, сидим в прорыве, и довольно глубоком. Сказалась, конечно, война. Много она нам бед принесла, что и говорить. Но дело не только в этом. Плохо занимаемся хозяйством, без знания дела, без мысли, без хозяйской сноровки. Земли запустили, севообороты запутали.
Заградин, проговорив это, долго молчал, а потом вдруг тихо проговорил:
— Вчера был в ЦК. На секретариате.
Курганов не отрываясь смотрел на Заградина, ожидая, что он скажет еще. А Заградин продолжал:
— Понимаешь, Михаил Сергеевич, задачу передо мной поставили, конечно, резонную, что тут скажешь. Все правильно. Поднять область, сделать так, чтобы была одной из ведущих среди центральных областей. Из отсталой, потребляющей области превратить в производящую. Не иначе. Ты понимаешь? Задача правильная, что и говорить. Но когда я попытался поставить некоторые наши вопросы, ну такие, что позарез надо решать, — все руками замахали. Товарищ Маленков даже рассердился. Вы, говорит, в ЦК с мешком не ходите.
Оба замолчали. Потом Заградин еще более озабоченным голосом проговорил:
— Так что берись за район. Приозерье тебе думаем дать. Район большой, был когда-то передовым, а сейчас труднейший, имей это в виду. Справишься — похвалим, не справишься — жалеть не будем.
Выйдя от Заградина, Курганов подумал: «Надо команду предупредить» (так он в шутку называл свою семью). Найдя свободную комнату, он позвонил домой. К телефону подошла Елена Павловна.
— Хозяйка? Сообщаю новость. Уезжаю. То есть мы уезжаем.
— Куда? — Голос Елены Павловны прозвучал встревоженно, но Курганов безошибочно уловил в нем и нотки заинтересованности.
— В Приозерск.
— Час от часу не легче. Как же так, Михаил? Ведь только обосновались, парень к школе привык. Ты бы хоть посоветовался с женой-то.
— Вот я и советуюсь.
— Ты же сказал — едем.
— А как же, конечно, едем. Я на днях. А вы чуть попозже.
— И что это у нас за жизнь, Курганов?
— А что, плохая?
Услышав продолжительный вздох жены, Михаил Сергеевич с шутливой строгостью проговорил:
— Ну, ну, Ленок, не вздыхать. И собирай пожитки.
Через три дня Курганов выехал в Приозерск.
Глава 3
КАЖДЫЙ НАЧИНАЕТ ПО-СВОЕМУ
Часам к девяти утра в приемной райкома партии появились посетители. Первым вошел Макар Фомич Беда — высокий, худой и всегда озабоченный председатель колхоза «Смерть империализму». Хмуро посмотрел на дверь кабинета Удачина. За этой дверью ему не раз и основательно попадало. Вообще Макару Фомичу попадало на любом совещании, хотя он устраивался где-нибудь в самом дальнем углу, чтобы не быть на глазах у начальства.
Вера Толстихина, вчерашняя школьница, технический секретарь райкома, приветливо обратилась к нему: