Курганов спросил:
— Озимой пшеницы вы по сколько собрали?
— По пятнадцать центнеров.
— А Бардеева по двадцать пять.
— Это кто такая?
— Бригадир в колхозе имени Димитрова. Под Москвой. Очень дельная и умная женщина. Много выдумки вкладывает в дело. Заезжал к ней. С умом работает. Так же примерно, как вы на картошке.
Морозов довольно улыбнулся и подумал: «Значит, уже знает. Интересно». Вскинув глаза на Курганова, проговорил:
— Картофель у нас хорош. Это верно.
Михаил Сергеевич, записав что-то в блокнот, попросил:
— Расскажите подробней, как работаете с ним?
Морозов оживился и начал рассказывать.
— О, это целая история. И все наша комсомолия. Это Нина Семеновна их взбудоражила.
— Кто это? — спросил Курганов.
— Ну, Родникова — комсомольский секретарь. Она тогда участковым агрономом была. Вот и разворошила ребят — давайте да давайте молодежный участок создадим, посадим картошку по-новому, как академик Эдельштейн советует.
— Летом участок много отнимал рабочих рук? — спросил Курганов.
— В этом-то все и дело, что нет. Всю междурядную обработку машинами сделали, только на прополке и оправке кустов ручной труд применялся. В общем, эти десять гектаров дали нам доходу столько же, сколько двадцать пять с обычной посадкой.
— Каково? А? — обратился Курганов к Удачину.
— В «Луче»-то? Да, да. Знаю. Но широко применить этот метод нельзя. Нет проверенных данных. Да и одна ласточка весны не делает. Один факт, как бы значителен он ни был, — это еще не доказательство. Мы не можем подвергать риску наши колхозы. Им и так тяжело.
— Вот заладили: риск, риск. — И Морозов с досадой махнул рукой. Повернувшись к Курганову, он со вздохом закончил: — Вот так уж который раз толкуем.
Курганов, однако, не стал больше продолжать спор и начал расспрашивать Морозова о других делах. Василий Васильевич отвечал на его вопросы, а сам по-прежнему пытливо изучал Курганова. «Вишь какой — сам говорит мало, а все спрашивает да слушает», — подумал он.
И вдруг вопрос, неожиданный и резкий, заставивший Василия Васильевича насторожиться:
— А правда, что вы отказали соседям в размоле зерна на своей мельнице? И луга по левобережью у них забрали — это как?
— Скосили, чтобы зря не пропадали. У них и скота-то три или четыре десятка голов. Много ли им сена-то надо? — с усмешкой проговорил Морозов.
— Не об этом речь. Разговор идет о другом. Живете в колхозах, а поступаете, как единоличники.
— А что я говорил тебе, товарищ Морозов? То же самое и говорил. Именно. — Голос раздался у самых дверей. Там стоял Беда и слушал разговор.
Он сначала терпеливо ждал в приемной, а потом пошел прямо в кабинет, заявив ужаснувшейся Вере, что дело у него неотложное и он не может ждать, пока там выговорится Морозов.
— Входите, входите и садитесь, товарищ Беда, — пригласил Курганов, показывая на стул рядом с Морозовым.
Макар Фомич, воспользовавшись наступившей паузой, проговорил:
— Не по-соседски поступает Василий Васильевич, это вы очень верно подметили, товарищ секретарь.
Беда говорил мрачно, со вздохом, но без особой заинтересованности. Его беспокоило не то, что было, а то, что будет. Курганову же надо было знакомиться с людьми, знать их качества — и деловые и личные. А для этого приходилось возвращаться к их делам и поступкам. Потому-то он и заговорил с Морозовым о взаимоотношениях с соседями.
Василия Васильевича Морозова весь этот разговор насторожил:
— Раз так, у меня тоже есть вопрос. Разрешите задать, товарищ секретарь.
— Сколько у тебя средний удой на корову, Фомич?
Беда неохотно ответил:
— Наше сенцо у вас, значит, и удои тоже.
— Нет, ты отвечай. Не хочешь, так я скажу. Тысяча литров. А у нас две с половиной тысячи. Только неинтересно все это.
— Почему? — удивился Курганов.
— А очень просто, Петрович, — повернулся Морозов к Мякотину, — припомните-ка, сколько я картофеля сдал?
— Ну сколько? — встрепенулся Мякотин. — Помог району, помог.
— Вот именно, помог. Два плана сдал.
— Ну прежде всего сдали-то вы не дяде, а государству, и притом не бесплатно.
— Нет, нет, не бесплатно, товарищ Удачин. Ужасно как много получили. Прямо-таки разбогател колхоз.
— Столько, сколько полагается.
Морозов вздохнул и продолжал:
— Желаю знать, доколе буду отдуваться за соседей? Доколе лодырям будет скидка?