Он поставил кастрюльку на плиту и подошел к холодильнику.
– Я просто хотела сказать... Ты никогда не бываешь серьезным.
– Потому что я смеюсь? Потому что я улыбаюсь? Потому что я громкий? Любишь веселиться с моими братьями? – Он оглянулся на нее, приподняв бровь. – Ты здесь, когда я лежу в постели с бессонницей? Потому что это серьезное дерьмо. Или когда я участвую в гонках? Ты не в машине со мной, а тогда я чертовски серьезен.
Тана скептически скрестила руки на груди.
– Когда ты участвуешь в гонках?
– Да, черт возьми. – Он снова повернулся к холодильнику. – Как ты думаешь, что пьет наш ребенок? Сливки? Не очень хорошо для кошек, но она наполовину человек.
Наш ребенок. Черт подери! Она знала, что он не имел в виду то, как прозвучали эти слова, но они все еще заставляли ее желудок сжиматься от желания. Она рассеянно провела пальцем по шраму под рубашкой.
– Молоко подойдет, пока утром не купим смесь.
Налив немного в кастрюлю, он поставил огонь на минимум, чтобы оно согрелось. Тана наблюдала, как мышцы его спины напряглись под футболкой, когда он наклонился, чтобы взять кастрюлю с нижней полки. Он наполнил кастрюлю водой из раковины и отставил в сторону. Вытащив из кладовки пакет с картошкой, он высыпал половину в таз.
– Иди сюда. – Его требование было сексуальным и помогло ей отвлечься от того, что происходило в другой комнате. Сурдж протянул ей маленькую миску. – Почисть все.
Она принялась за картошку, а он принялся нарезать овощи… сельдерей, зеленый лук и морковь… и бросал их в кастрюлю. Он прекрасно владел ножом, чего она никак не ожидала. После нескольких недель, проведенных с Псами, она знала, что главным их кормильцем был Сурдж, но большую часть времени она ела то, что готовила Энни.
– Что мы готовим?
– Картофельный суп.
– Это мой любимый.
– Я знаю.
Она повернулась, чтобы посмотреть на него, но он был сосредоточен на своей работе.
– Откуда ты знаешь?
Он посмотрел на нее.
– Утром я нашел пустую миску. Потом еще раз. Котенок любит полуночную закуску, да?
По задней части шеи Таны пополз жар.
– От постоянной работы мне хочется есть.
Сурдж усмехнулся.
– Хорошо, что мне нравится кормить людей.
Когда она закончила чистить картошку, он нарезал ее кубиками и поставил кастрюлю на плиту. Пока он пользовался солонкой и перечницей, она поняла, как горячо ему нравится готовить. Он мог управлять плитой так же хорошо, как она пилой.
Часть жидкости закипела на сковороде, заставив газовое пламя вспыхнуть, и Сурдж дернулся назад.
Смех вырвался из его горла, и он покачал головой.
– Каждый раз меня это достает.
– Тебя беспокоит огонь?
– А, ну да. Значит, вы все слышали о нашей истории.
Тана кивнула.
– Самую суть.
Сурдж помешал суп, прежде чем добавить сливки в кастрюлю.
– На самом деле меня это не беспокоит. Во всяком случае, не очень. Просто иногда удивляет. – Он взглянул на миску с котенком. – Как ты думаешь, как ее зовут?
Тана вздохнула и запустила пальцы в мягкий мех ребенка.
– Понятия не имею. Но разве она не прелесть?
– Ты хочешь когда-нибудь иметь молодняк? – спросил он, намазывая маслом буханку французского хлеба для духовки.
Но его вопрос парализовал ее. Она не могла даже сглотнуть. Потому что на него у нее не было хорошего ответа.
Хотела ли она иметь молодняк?
Да.
Получит ли она когда-нибудь то, чего хочет?
Нет.
Ей удалось откашляться.
– Это... это личный вопрос.
Он взглянул на нее, приподняв бровь.
– Да. И что?
– Итак. Ты хочешь молодняк?
Он наклонился, чтобы сунуть хлеб в духовку, потом выпрямился и посмотрел ей в лицо.
– Я думал об этом. Не уверен, что у меня есть ответ.
– Что это значит?
Одно плечо поднялось в пожатии.
– Думаю, это зависит от женщины, с которой я решу провести свою жизнь.
Его ответ заинтриговал ее.
– Решишь? Как будто у тебя есть выбор?
Губы Сурджа слегка скривились, но улыбка снова не коснулась глаз. На самом деле его глаза потемнели. Печальные.
– У меня есть. У нас у всех есть, если мы хотим бороться со своими инстинктами ради любви. Но в моем случае мне даже не придется этого делать. У меня есть полная свобода выбора пары.
Тана нахмурилась, ожидая того, что уже знала. А затем он сказал это, его слова скользнули по ее коже и оставили после себя озноб.
– Моя предполагаемая пара мертва.
5
Моя предполагаемая пара мертва.
Он мог бы сказать это и по-другому. Моей пары не существует. Моя пара больше не принадлежит этому миру. Моя суженая ушла, и у моего волка больше нет связи, за которую он мог бы держаться.
Но зачем приукрашивать? Зачем наряжать что-то, чтобы оно выглядело красиво, когда это не так?
Тана стояла и смотрела на него, словно ожидая, что он скажет что-то еще. Рано или поздно женщине придется узнать, что у него есть серьезная сторона.
Сурдж повернулся, чтобы размешать суп, пробуя картофель. Он был почти готов. Суп был успокаивающей едой, и они все нуждались в утешении. Никто не остался равнодушным к событиям этой ночи, и он все еще не был уверен, как поведет себя другая рысь.
И что, черт возьми, с ними случилось? Три кошки. Никакого клана. Одна была так тяжело ранена, что едва не умирала. Другая в таком отчаянье, чтобы попытаться покончить с собой. Где пара мамы-кошки?
– Моя тоже. – Тихий голос Таны вывел его из задумчивости.
Он оторвал взгляд от супа.
– Моя предполагаемая пара тоже мертва.
Сурдж едва не рассмеялся. Не потому, что это было забавно. На самом деле, он хотел утешить Тану. Он знал боль потери этой связи. Но он почувствовал лишь облегчение. Он задавался вопросом о ее брачном статусе с тех пор, как она приехала, и решил, что ему все равно. Он намеревался сделать ее своей независимо от того, существовала ее пара или нет.
Но зная теперь, что она так же свободна, как и он... это изменило игру.
Он положил ложку и подошел ближе, чтобы заглянуть в ее золотистые глаза.
– Сочувствую твоей утрате. – Он позволил правде проникнуть в его слова. Все, что причиняло ей боль, заставляло его сожалеть.
Тана скрестила руки на груди и криво улыбнулась.
– Не стоит. Это не было потерей. Он был мудаком.
Нахмурив брови, Сурдж смотрел, как Тана подошла к холодильнику, достала пиво, откупорила крышку и принялась жадно пить. Она поставила его на стойку и глубоко вздохнула.
– Давай я научу тебя, как спариваются кошки, детка. Это дерьмо, которое я вижу происходит здесь, все эти телячьи нежности, «только хочу, чтобы моя пара была счастлива», «хочу смотреть только на нее»... это дерьмо, пантеры так не живут. Как и ни один из известных мне котов-оборотней. Мы не спариваемся по любви. Мы спариваемся для продолжения рода.
Какого черта?
Что это за договоренность такая? Хотя, это объясняло отсутствие папы у котенка.
– Мужчины оборотни-коты охотятся на свою нареченную. Когда они находят ее, они не клеймят ее. И, обычно, не спрашивают ее. Обрюхатят и все. И пока она играет в инкубатор для их помета, они находят других женщин, чтобы трахаться. Старшее поколение было хуже. Мой отец притаскивал свои завоевания в наш дом, и трахал их прямо в постели, которую он делил с моей мамой. И она позволяла ему. «Это наш путь», – говорила она, – «Я принадлежу ему, но он не принадлежит мне».