Когда я подошел к кладбищу, меня охватил озноб и появилась тревога. Я смотрел на торчащие из земли кресты и впервые в жизни начал молиться Богу. Просил лишь о том, чтобы ее имени не оказалось среди других. Я не знал слов, которые произносятся в молитве , и просто просил, держа образ Арины перед глазами, будто псевдогаллюцинацию. Я ходил , робко осматривая таблички на крестах и надписи на мраморных плитах, и понимал, что каждая из них это горе в чьей-то семье. П ролитый океан слез, который не может вернуть умерших , был мной впервые понят , и меня испугало то , что я так глупо относился к смерти. Теперь, когда весь мой смысл жизни, возможно, был окутан землей, я видел мир в ином свете , и в нем одиночество казалось полнейшей глупостью. Когда я потратил два часа на поиски, мне стало немного легче искать, но радоваться я не спешил. Кладбище было большим, и понять, где находятся новые могилы, было трудно.
Через четыре часа я уже подумывал прекратить поиски и все-таки постучаться в двери, за которыми меня ждала Арина. Но внезапно у меня сперло дыхание, и я остановился. Сердце задолбилось в груди, отдаваясь боем в висках, ладони вспотели. Я тревожно начал осматриваться по сторонам и слева от себя поймал знакомый набор букв. От этого я сразу же опустил глаза, бессознательно желая не видеть и не знать того, что свело бы меня с ума , и медленно начал приближаться к оградке. Постепенно поднимая взгляд и затыкая кулаком рот, я преодолевал свою трусость. Еще не успев осознать, что передо мной могила Арины , я заплакал. Глаза вновь и вновь бегали по буквам, в надежде прочитать что-то другое, но сука-реальность была сурова. Часто дыша , я замотал головой , не желая поверить в то, что видели мои глаза. В мыслях я взывал к Богу, проклиная все его существо. Я его ненавидел и просто скулил , повиснув на оградке.
Через какое-то время я успокоился, насколько это было возможно. Сел сбоку и молча уперся головой в холодную мраморную плиту. Я глупо поглаживал ее, будто этим мог как-то коснуться Арины. В голове мелькали разные фрагменты жизни , и на какой-то момент мне показалось, что я глажу ее животик.
Прости меня, произнес я, прости, что был нерешителен в нужное время. Прости, что не боролся за тебя и не оправдал твоих надежд. Прости, что я отказался от тебя по собственной глупости, что не смогу больше прикоснуться к тебе и никогда не провожу наших детей в садик , и мы не увидим, как они растут. Прости, что все так вышло. Если бы у меня был хоть один шанс быть с тобой снова, я бы все отдал за него.
На кладбище темнело, а я все сидел у плиты , убитый горем , и не знал, что мне делать. Мимо изредка проходили люди, они шептались, а я , не поднимая головы, улавливал их периферийным зрением. Суть моей жизни была закопана в метре от меня , поэтому я никуда не спешил, ведь все здесь, окутано землей, здесь моя Арина.
Я проснулся от холода. На кладбище спустились сумерки. Просыпаться среди могил в подобном состоянии оказалось не так страшно, потому что все центры в мозге были угнетены болью. Сидеть у могилы уже не было смысла, и я, съежившись, побрел в отель. По дороге думал о том, почему все так печально вышло и почему так жутко устроен мир. Чем мы заслужили такую судьбу? Почему меня дернуло уехать? И почему я готов все исправить, когда уже поздно что-то менять? И тогда я натолкнулся на одну не связанную с событиями мысль: общество свалило на мужчину столько всего, что он должен делать, а на женщину столько всего, что она не должна, что это вызывает кучу проблем. В результате мужчина многое не делает, а женщина многое игнорирует. И как жить в таком социуме, где есть требования, но нет исполнения? Риторический вопрос, который войдет не в первую сотню тех, что никогда не получат ответа.
Человек воспринимает жизнь одним мгновением, которое формируется из долей секунд прошлого. Вся его жизнь запечатлена памятью. За свое непродолжительное существование человек умудряется впадать в депрессии, апатии, страдать от одиночества и прочих недугов, что заставляют его испытывать мучительные состояния. Но при этом он мечтает о вечной жизни и всеми силами старается продлить жизнь. Что сто лет, что тысяча какая разница? Будет разве что больше воспоминаний , и не более того. И не то чтобы это обесценивание должно было призвать людей радоваться жизни, нет! Но, если разобраться, жизнь длинная для тех, кто не достиг середины, и короткая для тех, кто приближается к концу. В промежутке кризис среднего возраста, заставляющий страдать о том, что уже позади. Л юдей пугают такие громкие слова , как «навсегда » и «никогда ». Стоит взять какую-то проблему и добавить по смыслу одно из громких слов, как любая фраза приобретет выразительный оттенок, провоцирующий мириады чувств. И когда человек теряет близкого, он мучает себя фразами «мы больше никогда не увидимся », «это теперь навсегда » и прочими выражениями , которые усугубляют состояние страдающего. Это все обоснованно: человек мучается, но как с этим жить? Уж точно непросто , и первое, что нужно сделать , это отделаться от вечных фраз, которые выступают стрессорами.