– Черт бы его побрал! – выругалась она, бросая стопку тяжелых учебников на кухонный стол. Скинув туфли, она направилась к холодильнику и распахнула дверцу. – Снова он со мной это вытворяет!
В действительности же он не делал ничего – и именно это терзало Шелли.
– Целый год в предвыпускном классе школы я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме него. Он мне все испортил!
Разумеется, тогда он не был виноват в ее идиотской влюбленности – не виноват и теперь. Шелли с такой силой захлопнула холодильник, что задребезжали стоявшие там немногочисленные банки. – Второй раз ему мою жизнь не разрушить! Не получится! – закричала она, срывая петельку с банки газированной воды, и по неосторожности она зацепила за нее кончик ногтя. Закрыв лицо руками, Шелли разрыдалась от боли и напряжения. – Я вырву его из своего сердца, чего бы мне это ни стоило! Клянусь!
Решение это оставалось в силе целых два дня. Когда Шелли, нагруженная заданиями и списком книг, устало поднялась по мраморным ступеням ко входу в библиотеку, полная решимости всецело и безраздельно отдаться учебе, то первый, кого она увидела за порогом этого мрачного здания, был Грант Чепмен.
Он сидел за длинным столом вместе с группой сотрудников кафедры политических наук. Шелли он не видел, поэтому она смогла не смущаясь, открыто его рассмотреть.
Несмотря на седину, пробивающуюся у висков, Грант был похож скорее на студента, чем на преподавателя. Одет он был в коричневые брюки и синий пуловер с треугольным воротом и закатанными до локтей рукавами. Опершись подбородком на сцепленные замком ладони и подавшись вперед, он вслушивался в речь одного из своих коллег; затем высказал какое-то замечание, – и все рассмеялись, а громче всех сидящая рядом с ним женщина. Лет тридцати пяти на вид, она обладала яркой внешностью и была весьма привлекательна. Грант улыбнулся ей.
– Эй, Шелли, привет!
Порывисто обернувшись, Шелли оказалась лицом к лицу с молодым человеком, который вместе с ней посещал лекции по экономике.
– Привет, Грэм! Уже начитался? – Скучища! – скривился Грэм и направился к выходу.
Негромко попрощавшись с ним, Шелли, все еще улыбаясь, повернулась – и улыбка застыла на ее губах, когда взгляд ее встретился с глазами Гранта. Он смотрел на нее из-под сдвинутых бровей, почти не обращая внимания на профессора, который с жаром что-то говорил собравшимся. Грант словно бросал ей вызов, подстрекая проигнорировать себя, но Шелли приветственно кивнула и направилась к лестнице.
В читальном зале на третьем этаже она отыскала свободный столик в углу и разложила книги, которые предстояло прочесть. Да уж, Грэм был прав: материал – скучнее некуда. Через полчаса слова уже расплывались перед глазами, сливаясь в бессмысленные цепочки.
Чтобы как-то отвлечься, она стала прислушиваться к приближающимся, шагам, негромко постукивавшим по плиточному полу. Топ, топ, стоп. Поворот. Шаг назад. Вперед. Стоп. Топ, топ…
Неожиданно Грант возник прямо перед ней из длинного прохода, образованного высокими стеллажами книг. В уголках его рта притаилась довольная улыбка. Неужели он ее искал?
Шелли поспешно опустила глаза на лежавший перед ней текст. Боковым зрением она видела, как Грант приближается, пока не остановился совсем рядом; их разделял только узкий стол. Когда Грант водрузил на него пухлую папку с бумагами, Шелли подняла глаза и многозначительно взглянула на свободный столик по соседству.
– Здесь занято? – подчеркнуто вежливо поинтересовался Грант, чуть наклоняясь к ней.
– Нет. И там тоже. – Кивком головы она указала на другой стол. Он оглянулся через плечо.
– Здесь освещение лучше. – Грант попытался выдвинуть стул, но тот не поддался. Тогда он нагнулся выяснить, что же ему мешает, – и тихонько хмыкнул: – Ага, стул-то занят.
На стуле покоились ноги Шелли. Она опустила их на пол, и Грант сел. Почему она делает вид, что раздосадована его вторжением? На самом деле ее сердце подпрыгивало от радости, что он все-таки ее нашел. А если верить его глазам, то он был не меньше рад возможности побыть с ней наедине. Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга. После чего, поборов желание протянуть руку и коснуться его, Шелли снова опустила глаза и с притворным интересом уставилась в свою книгу.
– Вот сюда, – сказал он, похлопывая себя по коленям.
– Что? – одними губами спросила она, вскидывая голову.
Надо вести себя так, словно она погружена в чтение, а он ее отвлекает. Почему же она не соберет вещи и не уйдет?
– Положи мне ноги вот сюда. Сердце ее так и подскочило.
– Нет, – шепотом отказалась она, косясь через плечо.
– Рядом никого нет, – заметил Грант, и она почувствовала, как поддается чарам его низкого голоса. – Пожалуйста. Они замерзли?
В этом она бы ни за что не созналась.
– Вам не стоило уходить с собрания, – сказала Шелли, в надежде увести разговор в другое русло.
– Оно закончилось.
– У вас наверняка найдутся и другие дела.
– Конечно, – с улыбкой согласился он, открывая папку. – Надо кое-что почитать, наверстать упущенное. Ну же, давай, клади сюда ноги.
– Грант… мистер Чепмен… не могу же я сидеть здесь, положив ноги к вам на колени. А вдруг нас кто-нибудь увидит?
– Тебя это настолько волнует? Что подумают о тебе люди?
Вопрос был задан не просто так, и Шелли это поняла. Она опустила глаза, не в силах больше выдерживать его пронзительный взгляд.
– Да. Может, это и неправильно, но волнует. А вам… неужели вам безразлично, что подумают о вас люди? – Она снова посмотрела ему в глаза.
Грант задумался.
– Да, – негромко, но убежденно ответил он наконец. – Возможно, мне следовало бы уделять больше внимания мнениям других – наверное, так было бы благоразумнее. Но я мог бы потратить впустую свое драгоценное время, гадая, кто и что обо мне думает, – и при этом вполне мог ошибиться. В конце концов, лучше поступать так, как считаешь нужным ты, нежели так, как было бы лучше для тебя по мнению других. Разумеется, не выходя за рамки приличий и закона. – Грант улыбнулся, но Шелли была не склонна отвергать его жизненную философию без дальнейших обсуждений. Ей так отчаянно хотелось его понять.
– Именно поэтому вы сумели легко оправиться после вашингтонского скандала? Случись нечто подобное со мной, я бы замкнулась, порвала бы со всеми навеки, я бы никогда не захотела смотреть людям в лицо. А вы шутите, смеетесь, – заметила она, вспомнив, как только что Грант острил с коллегами. – Скорее всего я бы вообще надолго утратила способность смеяться, случись со мной что-нибудь подобное.
Он мягко улыбнулся.
– Я борец, Шелли, и всегда им был. Я не сделал ничего дурного и скорее соглашусь сгореть в аду, чем позволю ошибочному общественному мнению помешать мне жить весело и полнокровно. – Он взял ее за руку, и Шелли даже не пришло в голову отдернуть руку. – Откровенно говоря, – с грустью продолжал Грант, – бывали времена, когда я бы горько плакал, если бы не смеялся.
Позже она даже не смогла вспомнить, как подняла ноги и позволила ему пристроить их у себя на коленях. Но в какой-то момент вдруг ощутила, как упругие мышцы его бедер давят на ее ступни, а его руки тем временем массируют их.
– Я был прав: они замерзли, – прошептал он.
Почему он шепчет? Тянулись минуты, а они не произносили ни слова, пристально глядя друг на друга через заляпанный чернилами и заваленный бумагами стол. Никто не нарушал их уединения. В полутемных залах библиотеки царила тишина. Высокие стеллажи с запыленными томами книг окружали их чем-то вроде крепости. А шептал Грант потому, что, хотя они и находились в общественном здании, мгновение это было интимным и принадлежало исключительно им двоим.
– Прохладно здесь, – пробормотала Шелли, даже не задумываясь о том, что говорит. Да это было и неважно – ведь она говорила с ним. Он был так близко, что она могла сосчитать морщинки в уголках его глаз, услышать его самый тихий шепот. Долгие годы она тосковала по нему, страстно желая его увидеть. Теперь же она смотрела и не могла наглядеться.