Дурно пахнет.
Но питательная.
Еда из человечины.
Я же не ел. — Я не стал рассказывать, почему не ел.
Что горло мое распухло.
Разнесло горло от укуса пчелы.
Поэтому я не ел человечину. — В знак доброй воли я вам привез злодея.
Пастух.
Он людей пас.
Как свиней пас.
В болоте.
Люди потеряли разум.
Бурые водоросли болота сводят с ума.
Грибы галлюциногенные не сводят с ума.
А водоросли сводят.
Те люди жиром заросли.
Их переработают на биомассу.
Пастух их пас.
Вот вам мой подарок!» — Я пастуха вытащил.
Бросил к ногам атаманши космопираток.
«Так он же дохлый».
«Нуууу.
Не перенес путь».
«А шея у него, почему сломана?» — На меня с подозрением смотрели.
«Наверно, он мучился в агонии.
Сильно мучился.
Себе шею сломал.
Чтобы не мучиться». — Я соврал.
Мне поверили.
ЗАХОТЕЛИ ПОВЕРИТЬ.
«Трухильдейр! — Атаманша решила мою судьбу. — Садись с нами.
Мы бы тебя убили
На кол посадили.
Но ты худой.
Изможденный.
Ты — сам себе наказание.
Жалко тебя убивать.
Материнский инстинкт не дает тебя убить.
Человечинкой мы не балуемся.
Мы кушаем фруктики.
Ягодки.
Овощами не брезгуем.
Не побрезгуй и ты.
Попробуй овощное рагу.
На сладкое — малиновый мусс».
«Не побрезгую.
Попробую!» — Я набросился на еду.
«Тише!
Тише, глупенький, — у атаманши, действительно, материнский инстинкт сильно развит. — Не подавись, малыш!
Не глотай жадно.
Подавишься».
КОГДА ГОЛОДНЫЙ ТО ДВЕ ОПАСНОСТИ — УМЕРЕТЬ ОТ ГОЛОДА, ИЛИ ПОДАВИТЬСЯ ЕДОЙ.
Я же думал.
Думал не о том, что подавлюсь.
Я мечтал только об одном — чтобы пчела в горло не укусила бы.
Тогда бы я не смог есть.
Девушки обиделись бы.
Меня на кол посадят.
Атаманша взяла надо мной шефство.
Красивая она женщина.
Молодая.
Красивая.
Красивая до безумства.
После обеда меня в купальню отвела.
Вымыла меня.
Мочалкой.
Шампунями.
Как малыша купала.
Затем с собой спать уложила.
Как мать — дитя.
Мне неудобно было.
Утром я рассказал.
Рассказал подробно.
О своих мучения плакался.
О мучениях в плену у людоедов.
Атаманша слушала с раскрытым ротиком.
Вскрикивала.
На ее крики заглядывали пиратки.
Убеждались, что их предводительницу я не душу.
Уходили.
«Трухильдейр! — атаманша даже всплакнула. — Мы мужчин ненавидим.
Убиваем мужчин.
Но ты…
Ты разжалобил меня.
Ты сейчас, как женщина.
Как девушка.
Жалко тебя.
Добро пожаловать!
Оставайся жить в моей банде!»
КОГДА ПРОСЯТ ПОД ДУЛОМ ПИСТОЛЕТА, ТО ОТКАЗЫВАТЬ НЕ ПРИНЯТО.
Так я остался в Приграничных Темных Материях.
Атаманша полюбила меня.
Не отпускала от себя.
Ни на минуту не отпускала.
Девушки одежду не носили.
Но я был облачен в балахон.
В прочный балахон.
Широкий балахон.
До земли.
Балахон скрывал мои намерения.
Явные намерения мужчины, когда он видит прекрасных женщин.